не освободились от* налета церковности. Смешение либерализма и клерика лизма характерно и для диссертации Щ. «Русский раскол старообрядства» (1858). Приглашенный в 1860 читать лекции в Казанском ун-те, Щ. начал курс вступительной лекцией, которая «произвела общий восторг студентов» и в то же время привлекла настороженное внимание администрации и 3 — го отделения, неодобривших «тон оной».
Щапов сближается с радикально i астриенными студентами, читает на их собраниях доклады политического содержания, пишет противойравительственные статьи о конституции. Расстрел крестьян в селе Бездна (см.) в 1861, вызвавший огромное возбуждение в демократических кругах России, был отмечен в Казани панихидой (16 апреля 1861), на к-рой Щ. произнес горячую речь, закончившуюся возгласом: «Да здравствует демократическая конституция». За это выступление Щ. угрожала ссылка в монастырь.
Левая общественность во главе, с Чернышевским на этот раз отстояла его, но дальнейшая научная и общественная деятельность Щ., охарактеризованная известным реакционером Муравьевым, как «настоящий коммунизм», имеющий своей целью «все поднять для какой-нибудь новой пугачевщины», привела к обвинению Щ. в сношениях с эмиграцией и к высылке его в Иркутск (1864). В петербургский период жизни (с 1861) Щапов сначала последовательно развивает общинно-федералистические взгляды, а затем в последний год перед ссылкой подвергает их пересмотру под углом зрения «естественно-научного», материалистического объяснения истории. В ссылке тяжелые материальные условия, полная отрезанность от научной и общественной жизни страны, наконец развившийся у Щ. вследствие этого алкоголизм, кладут фактически конец развитию его как историка; работы последних лет жизни Щ. не имеют самостоятельного значения.
Политические взгляды Щапова окончательно оформляются к началу 60 — х гг. Учитывая остроту/аграрного вопроса и революционность обстановки («земля вызовет народ к восстанию и к свободе»), он надеялся, что угроза новой пугачевщины заставит правительство дать народу демократическую конституцию. В записке, составленной в тюрьме (май 1861) и поданной Александру II, Щ. предлагал произвести политическое переустройство России на началах федеративной связи автономных областей («областные советы», возглавляемые «центральным советом», или «земским собором»), широкого самоуправления общин, выборности всех властей, равенства политических прав и т. д. Эти формы «гражданской жизни», якобы представляющие собой только последовательное развитие исконных начал народного «самоустройства», были, по мнению Щ., наиболее близки понятиям крестьянства, и потому последнее полностью и навсегда «сольется с ними», если интеллигенция в момент политического «пробуждения» народа осуществит «единение» с ним и возьмет на себя «нравственную диктатуру» (см. «Новая эра. На рубеже двух тысячелетий», прибавление к № 5 «Современного слова», 7 января 1863). Демократическая конституция, устраняя с пути хозяйственного развития крестьянства все феодальные помехи, сама по себе, •без каких-либо социалистических преобразований способна создать, по мнению Щ., строй, согласный с «законами природы», разума, свободы, братства и равенства. Непонимание исто 780
рической роли пролетариата как гегемона революции и вождя крестьянства, колебания между убежденностью в необходимости крестьянской революции и вербй в возможность демократического преобразования России без революции, преклонение перед формальной демократией, ошибочность оценки радикальной интеллигенции как вождя крестьянства, игнорирование классовых противоречий внутри «земских миров» — характеризуют мелкобуржуазную ограниченность взглядов Щапова и неспособность его понять социальное и историческое значение западно-европейского рабочего движения; учет всего этого позволил революционным демократам его времени (например Чернышевскому) занять более правильные позиции.
Исторические взгляды Щапова непосредственно вытекают из его общественно-политических убеждений. Его общинно-федералистическая концепция русского исторического процесса критически заострена против великодержавной теории историков-государственников типа Чичерина. «Вся русская история, — писал Щ., — представляет не что иное, как историческое развитие и видоизменение разнообразных областных общин», «разнообразных ассоциаций провинциальных масс народа — до централизации и после централизации». Объединение «земель» Москвой сопровождалось борьбой областных миров против московских централизаторских стремлений; в итоге этой борьбы великорусское’ государство строилось в первое время после смуты как федерация автономных областей, царь ставился «на полном земском выборном праве всего народа», земский собор увенчивал систему местного представительства «народосовести». Только петровская империя окончательно разрушила этот порядок, создав бюрократический шведско-немецкий аппарат и совершенно закрепостив крестьян за помещиками. В трактовке государства как силы, самостоятельно создающей новый общественный порядок, в противопоставлении государству «всей земли» как единого целого, в игнорировании классовой борьбы Щ. оказался на той же методологической позиции «внеклассового» понимания государства, что и «историко-юридическая школа», хотя и дал государству оценку прямо противоположную чичеринской. Крестьянство русское и «инородческое», подавленное крепосгничеством и колониальной эксплоатацией, остается, поЩап* >ву, единственным носителем искаженных, но все еще живых «начал общинной жизни» («духа мирской инициативы и мирской круговой поруки»), в к-рых Щ. видел основу будущего общественного порядка.
Крестьяне в непрерывных восстаниях и противогосударственном движении раскола («Дух С. Разина, дух стрельцов воплотился в живучую, неумирающую оппозицию раскола») ведут ожесточенную борьбу за свободное развитие этих «начал». Вот почему «народный историк должен следить за политическими движениями и проявлениями низших масс народных». Это внимание Щапова к истории крестьянских движений вытекало из оценки их революционной роли не только в прошлом, но и в настоящем. Трактовка крестьянства как основной движущей силы истории, якобы способной, особенно под руководством интеллигенции, к «к инициативе политических движений», делала историческую схему Щ. весьма близкой к взглядам революционного народничества. Она оказа-
