какъ я, какъ одинъ, или вдвоемъ, или втроемъ. Жить, наслаждаясь умно и утонченно. Независимо отъ времени—и временно выдвигаемыхъ явленій. Независимо отъ стиснутыхъ чудовищъ, составляющихъ массу, людей, человѣчество. Не одинъ ли я? Одинъ вхожу я въ міръ, одинъ изъ него выхожу—пусть и тутъ и тамъ у меня есть провожатые—одинъ я, одинъ, одинъ. Взглянуть на все такъ—сквозь призму, художникъ вѣдь я, любовникъ, любимый, поэтъ, познающій, всегда познающій, всегда созерцающій, въ самой вспышкѣ вулкана, кипящей вотъ тутъ въ груди, сохраняющій свѣтлую сферу видѣнія, видѣнья. Богъ цвѣтовъ. Богъ зеркальности. „Любви!“ зазвучали струны. „Люби!“ зарыдали свирѣли. И вдругъ чей-то шопотъ и смѣхъ. Шопотъ насмѣшки. Моя поблѣднѣвшая душа говорила съ чьей-то блѣдною дрогнувшей душой. Вѣчный онъ говорилъ, и съ нимъ вѣчная, его, она. Я былъ въ моряхъ ночей.
„Прощай, мой милый“.—„Милая, прощай“. |
как я, как один, или вдвоем, или втроем. Жить, наслаждаясь умно и утонченно. Независимо от времени — и временно выдвигаемых явлений. Независимо от стиснутых чудовищ, составляющих массу, людей, человечество. Не один ли я? Один вхожу я в мир, один из него выхожу — пусть и тут и там у меня есть провожатые — один я, один, один. Взглянуть на всё так — сквозь призму, художник ведь я, любовник, любимый, поэт, познающий, всегда познающий, всегда созерцающий, в самой вспышке вулкана, кипящей вот тут в груди, сохраняющий светлую сферу видения, виденья. Бог цветов. Бог зеркальности. «Любви!» зазвучали струны. «Люби!» зарыдали свирели. И вдруг чей-то шёпот и смех. Шёпот насмешки. Моя побледневшая душа говорила с чьей-то бледною дрогнувшей душой. Вечный он говорил, и с ним вечная, его, она. Я был в морях ночей.
«Прощай, мой милый». — «Милая, прощай». |
