Помню, помню я другое. Ночь. Неаполь. Сонъ счастливый.
Какъ же все перемѣнилось? Люди стали смертной нивой!
Отвратительно-красивый отблескъ лавы клокоталъ,
Точно чѣмъ-то былъ поддѣланъ между этихъ черныхъ скалъ.
Въ страшной жидкости кипѣла точно чуждая прикраса,
Какъ разорванное тѣло, какъ растерзанное мясо.
Точно пинія вздымался расползающійся паръ,
Накоплялся и взметался ужасающій пожаръ.
Красный, сѣрый, темно-сѣрый, бѣлый паръ, а снизу лава,—
Такъ чудовищный Везувій забавлялся величаво.
Изверженье, изверженье, въ самомъ словѣ ужасъ есть,
Въ немъ уродливость намековъ, всѣхъ оттѣнковъ намъ не счесть.
Въ немъ размахъ, и пьяность, рьяность огневого водопада.
Убѣдительность потока, отвратительность распада.
Тамъ, въ одной спаленной грудѣ, звѣри, люди и дома,
Пепелъ, болѣе губящій, чѣмъ Азійская Чума.
Свѣтъ искусства, слово мысли, губы въ первомъ поцѣлуѣ,
Замели, сожгли, застигли лавно-пепельныя струи.
Ненасытнаго удава звенья сжали цѣлый міръ,
Здѣсь хозяинъ пьяный—Лава, будутъ помнить этотъ пиръ.[1]
- ↑ «Помню, помню — и другое. Ночь. Неаполь. Сон счастливый…» — стихотворение К. Д. Бальмонта. (прим. редактора Викитеки)
Помню, помню я другое. Ночь. Неаполь. Сон счастливый.
Как же всё переменилось? Люди стали смертной нивой!
Отвратительно-красивый отблеск лавы клокотал,
Точно чем-то был подделан между этих черных скал.
В страшной жидкости кипела точно чуждая прикраса,
Как разорванное тело, как растерзанное мясо.
Точно пиния вздымался расползающийся пар,
Накоплялся и взметался ужасающий пожар.
Красный, серый, темно-серый, белый пар, а снизу лава, —
Так чудовищный Везувий забавлялся величаво.
Изверженье, изверженье, в самом слове ужас есть,
В нём уродливость намеков, всех оттенков нам не счесть.
В нём размах, и пьяность, рьяность огневого водопада.
Убедительность потока, отвратительность распада.
Там, в одной спаленной груде, звери, люди и дома,
Пепел, более губящий, чем Азийская Чума.
Свет искусства, слово мысли, губы в первом поцелуе,
Замели, сожгли, застигли лавно-пепельные струи.
Ненасытного удава звенья сжали целый мир,
Здесь хозяин пьяный — Лава, будут помнить этот пир.[1]
Что-же, что тамъ шелеститъ?
Точно шорохъ тихихъ водъ.
Что тамъ грезитъ—спитъ не спитъ,
Наростаетъ и поетъ?
Безглагольность. Тишина.
Міръ полноченъ. Все молчитъ.
Чья-же тамъ душа слышна?
Что такъ жизненно звучитъ?
Голосъ вѣчно-молодой,
Хоть почти-почти безъ словъ.
- ↑ «Помню, помню — и другое. Ночь. Неаполь. Сон счастливый…» — стихотворение К. Д. Бальмонта. (прим. редактора Викитеки)
Что же, что там шелестит?
Точно шорох тихих вод.
Что там грезит — спит не спит,
Нарастает и поет?
Безглагольность. Тишина.
Мир полночен. Всё молчит.
Чья же там душа слышна?
Что так жизненно звучит?
Голос вечно-молодой,
Хоть почти-почти без слов.
