А тысяча вѣковъ лежитъ, толпа нѣмая,
На пепелищѣ дней.
И вѣчнымъ будешь ты, всегда неугасимымъ?
90 Не потускнѣетъ онъ, безмѣрный твой очагъ?
Ты не затянешься отяжелѣлымъ дымомъ, —
Стремя безсмертный бѣгъ, неся горючій стягъ?
Средь гибели временъ, гдѣ все въ забвеньи равномъ,
Лишь ты останешься вовѣкъ самодержавнымъ?
Нѣтъ, потому что и къ тебѣ
Издалека, походкой мѣрной,
Подходитъ смерть, зовя къ судьбѣ,
Для всѣхъ, кто въ мірѣ, достовѣрной.
Кто знаетъ, можетъ быть, ты только бѣдный лучъ, —
100 Лишь отраженный дискъ иного Солнца въ мірѣ,
Который былъ другимъ, прекраснѣе и шире,
Какъ тотъ иной Огонь пылалъ вдвойнѣ могучъ!
Такъ услаждайся же своею красотою,
И юностью своей, о, Солнце! Будетъ день,
То будетъ страшный день, какъ мощною рукою
Отца высокаго уроненная тѣнь
Наляжетъ тягостно на шаръ, еще горючій,
И разорвется онъ, и въ вѣчность соскользнетъ,
Кусокъ въ моряхъ огня, обломки въ смутѣ жгучей,
110 Закутанный навѣкъ, могильный въ свой чередъ,
Въ моряхъ стократныхъ бурь, во мракѣ безконечномъ,
Твой чистый свѣтъ умретъ: —
И ночь всю высь небесъ скуетъ покровомъ вѣчнымъ,
И отъ твоихъ огней, пылавшихъ день деньской,
Ни даже памяти не будетъ никакой!
А тысяча веков лежит, толпа немая,
На пепелище дней.
И вечным будешь ты, всегда неугасимым?
90 Не потускнеет он, безмерный твой очаг?
Ты не затянешься отяжелелым дымом, —
Стремя бессмертный бег, неся горючий стяг?
Средь гибели времён, где всё в забвеньи равном,
Лишь ты останешься вовек самодержавным?
Нет, потому что и к тебе
Издалека, походкой мерной,
Подходит смерть, зовя к судьбе,
Для всех, кто в мире, достоверной.
Кто знает, может быть, ты только бедный луч, —
100 Лишь отражённый диск иного Солнца в мире,
Который был другим, прекраснее и шире,
Как тот иной Огонь пылал вдвойне могуч!
Так услаждайся же своею красотою,
И юностью своей, о, Солнце! Будет день,
То будет страшный день, как мощною рукою
Отца высокого уроненная тень
Наляжет тягостно на шар, ещё горючий,
И разорвётся он, и в вечность соскользнёт,
Кусок в морях огня, обломки в смуте жгучей,
110 Закутанный навек, могильный в свой черёд,
В морях стократных бурь, во мраке бесконечном,
Твой чистый свет умрёт: —
И ночь всю высь небес скуёт покровом вечным,
И от твоих огней, пылавших день-деньской,
Ни даже памяти не будет никакой!
