Въ глухіе дни Бориса Годунова,[1]
Во мглѣ Россійской пасмурной страны,
Толпы людей скиталися безъ крова,
И по ночамъ всходило двѣ луны.
5 Два солнца по утрамъ свѣтило съ неба,
Съ свирѣпостью на дольный міръ смотря.
И вопль протяжный: „Хлѣба! Хлѣба! Хлѣба!“
Изъ тьмы лѣсовъ стремился до царя.
На улицахъ изсохшіе скелеты 10 Щипали жадно чахлую траву,
Какъ скотъ,—озвѣрены и неодѣты,
И сны осуществлялись наяву.
Гроба, отяжелѣвшіе отъ гнили,
Живымъ давали смрадный адскій хлѣбъ, 15 Во рту у мертвыхъ сѣно находили,
И каждый домъ былъ сумрачный вертепъ.
Отъ бурь и вихрей башни низвергались,
И небеса, таясь межь тучъ тройныхъ,
Внезапно краснымъ свѣтомъ озарялись, 20 Являя битву воинствъ неземныхъ.
Невиданныя птицы прилетали,
Орлы парили съ крикомъ надъ Москвой,
↑Борис Годунов — боярин, шурин царя Фёдора I Иоанновича, в 1587—1598 фактический правитель государства, с 17 (27) февраля 1598 года — русский царь. (прим. редактора Викитеки)
Тот же текст в современной орфографии
IX. В ГЛУХИЕ ДНИ
ПРЕДАНИЕ
В глухие дни Бориса Годунова,[1]
Во мгле Российской пасмурной страны,
Толпы́ людей скиталися без крова,
И по ночам всходило две луны.
5 Два солнца по утрам светило с неба,
С свирепостью на дольный мир смотря.
И вопль протяжный: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!»
Из тьмы лесов стремился до царя.
На улицах иссохшие скелеты 10 Щипали жадно чахлую траву,
Как скот, — озверены́ и неодеты,
И сны осуществлялись наяву.
Гроба, отяжелевшие от гнили,
Живым давали смрадный адский хлеб, 15 Во рту у мёртвых сено находили,
И каждый дом был сумрачный вертеп.
От бурь и вихрей башни низвергались,
И небеса, таясь меж туч тройных,
Внезапно красным светом озарялись, 20 Являя битву воинств неземных.
Невиданные птицы прилетали,
Орлы парили с криком над Москвой,
↑Борис Годунов — боярин, шурин царя Фёдора I Иоанновича, в 1587—1598 фактический правитель государства, с 17 (27) февраля 1598 года — русский царь. (прим. редактора Викитеки)