5 Надъ Хаосомъ, гдѣ каждая возможность
Предчувствовала первый свой расцвѣтъ,
Вo всемъ была живая полносложность,
Все было „Да“, не возникало „Нѣтъ“.
Въ ликующемъ и пьяномъ Океанѣ
10 Тьмы темъ очей глубокихъ ты зажгло,
И не было нигдѣ для счастья грани,
Любились всѣ, такъ жадно и свѣтло.
Дѣйствительность была равна съ мечтою,
И такъ же близь была свѣтла, какъ даль.
15 Чтобъ пѣсни трепетали красотою,
Не надо было въ нихъ влагать печаль.
Все было многолико и едино,
Все нѣжило и чаровало взглядъ,
Когда изъ перламутра и рубина
20 Въ то Утро ты соткало свой нарядъ.
Потомъ, вспоивъ столѣтья, милліоны
Горячихъ, огнецвѣтныхъ, страстныхъ дней,
Ты жизнь вело чрезъ выси и уклоны,
Но въ каждый взоръ вливало блескъ огней.
25 И много разъ ликъ Міра измѣнялся,
И много протекло могучихъ рѣкъ,
Но громко голосъ Солнца раздавался,
И пѣсню крови слышалъ человѣкъ.
„О, дѣти Солнца, какъ они прекрасны!“—
30 Тотъ возгласъ перешелъ изъ устъ въ уста.
Въ тѣ дни лобзанья вѣчно были страстны,
Въ лицѣ красива каждая черта.
5 Над Хаосом, где каждая возможность
Предчувствовала первый свой расцвет,
Вo всём была живая полносложность,
Всё было «Да», не возникало «Нет».
В ликующем и пьяном Океане
10 Тьмы тем очей глубоких ты зажгло,
И не было нигде для счастья грани,
Любились все, так жадно и светло.
Действительность была равна с мечтою,
И так же близь была светла, как даль.
15 Чтоб песни трепетали красотою,
Не надо было в них влагать печаль.
Всё было многолико и едино,
Всё не́жило и чаровало взгляд,
Когда из перламутра и рубина
20 В то Утро ты соткало свой наряд.
Потом, вспоив столетья, миллионы
Горячих, огнецветных, страстных дней,
Ты жизнь вело чрез выси и уклоны,
Но в каждый взор вливало блеск огней.
25 И много раз лик Мира изменялся,
И много протекло могучих рек,
Но громко голос Солнца раздавался,
И песню крови слышал человек.
«О, дети Солнца, как они прекрасны!» —
30 Тот возглас перешёл из уст в уста.
В те дни лобзанья вечно были страстны,
В лице красива каждая черта.
