Страница:Бальмонт. Поэзия как волшебство. 1915.pdf/90

волшебникъ, говорящій о ней—

„Какой-то нѣгою томительной волнуемъ,
Я слушалъ, какъ слова встрѣчались съ поцѣлуемъ,
И долго безъ нея душа была больна”,—

этотъ волшебникъ, сладостный чародѣй стиха, былъ Фетъ, чье имя какъ вешній садъ, наполненный кликами радостныхъ птицъ. Это свѣтлое имя я возношу, какъ имя первосоздателя, какъ имя провозвѣстника тѣхъ звуковых гаданій и угаданій стиха, которыя черезъ десятки лѣтъ воплотились въ книгахъ „Тишина”, „Горящія Зданія”, „Будемъ какъ Солнце”, и будутъ длиться черезъ „Зарево Зорь”.

Еще раньше, чѣмъ Фетъ, другой чарователь нашего стиха, создалъ звуковую руну, равной которой нѣтъ у насъ ни одной. Я говорю о Пушкинѣ, и при звукѣ этого имени мнѣ кажется, что я слушаю вѣтеръ, и мнѣ хочется повторить то, что записалъ я о немъ для себя въ минуту взнесенную.—

Все, что связано съ вольной игрою чувства, все, что хмѣльно, винно, завлекательно, это есть Пушкинъ. Онъ научаетъ насъ свѣт-

Тот же текст в современной орфографии

волшебник, говорящий о ней —

«Какой-то негою томительной волнуем,
Я слушал, как слова встречались с поцелуем,
И долго без неё душа была больна», —

этот волшебник, сладостный чародей стиха, был Фет, чье имя как вешний сад, наполненный кликами радостных птиц. Это светлое имя я возношу, как имя первосоздателя, как имя провозвестника тех звуковых гаданий и угаданий стиха, которые через десятки лет воплотились в книгах «Тишина», «Горящие Здания», «Будем как Солнце», и будут длиться через «Зарево Зорь».

Еще раньше, чем Фет, другой чарователь нашего стиха, создал звуковую руну, равной которой нет у нас ни одной. Я говорю о Пушкине, и при звуке этого имени мне кажется, что я слушаю ветер, и мне хочется повторить то, что записал я о нём для себя в минуту взнесенную. —

Всё, что связано с вольной игрою чувства, всё, что хмельно, винно, завлекательно, это есть Пушкин. Он научает нас свет-