Николай, заведутъ съ нимъ разговоръ, и Матильда откроетъ глаза молодому человеку, а онъ.... что̀ же онъ? разумѣется, сойдетъ съ ума отъ радости, какъ увидитъ счастливую перспективу судьбы своей.
Не менѣе того Фанни, при встрѣчѣ съ Николаемъ разахалась, покраснѣла, пришла въ смущеніе, потупила глаза и пробормотала сквозь зубы, что она не ожидала его видѣть. Но это было такъ только сначала: скоро Фанни сдѣлалась спокойна и весела, разговаривала и шутила не меньше своей пріятельницы. Матильда завела рѣчь о любви и почти напрямикъ говорила, что ея подруга неравнодушна къ Николаю; но тотъ какъ-будто не понималъ, или притворялся непонимающимъ.
— Мнѣ очень жаль, сказалъ онъ между прочимъ, зѣвая на верхушки деревьевъ: что я былъ нѣкоторымъ образомъ причиною неудовольствія, которое намедни у насъ вышло.
— Есть другія вещи, о которыхъ вамъ должно бы еще больше жалѣть, возразила Матильда, пристально смотря на него.
— Я и самъ то же думаю, отвѣчалъ онъ вполголоса, покосившись на Фанни: но.... всё-таки, вы согласитесь, нельзя говорить.... нельзя быть слишкомъ откровеннымъ.....
Ахъ, какъ мило его замѣшательство! подумала Фанни. Наконецъ—онъ мой! Отвѣчай за меня, Матильда, шепнула она, толкнувши локтемъ свою пріятельницу.
— Замѣтьте однако жъ, сэръ, сказала Матильда, что рано, или поздно, надо же будетъ объясниться: любви нельзя скрывать цѣлый вѣкъ.
— Какой любви? спросилъ Николай съ удивленіемъ.
— Какъ, какой любви! Вашей взаимной любви съ Фанни.
Николай вытаращилъ глаза.
