шелъ, взглянулъ на дѣвочку и остался неподвиженъ, какъ остальные.
— Когда произошла эта перемѣна? — спросилъ онъ тихимъ шопотомъ у миссъ Офеліи.
— Около полуночи, - отвѣчала она.
Марія, проснувшаяся при входѣ доктора, вбѣжала въ комнату съ крикомъ: — Августинъ! Кузина! О! что?..
— Шшъ! — прервалъ ее Сентъ-Клеръ хриплымъ голосомъ, — она умираетъ.
Мамми услышала эти слова и побѣжала разбудить прислугу. Вскорѣ весь домъ проснулся, зажглись огни, послышались шаги, испуганныя лица виднѣлись на верандѣ, заплаканные глаза заглядывали въ стеклянныя двери. Сентъ-Клеръ ничего не слышалъ и не говорилъ; онъ видѣлъ только одно: это выраженіе на лицѣ спящей малютки.
— О, если бы она проснулась, если бы она сказала еще хоть слово! — вскричалъ онъ и, наклонившись надъ ней, проговорилъ ей на ухо: — Ева, дорогая!
Большіе синіе глаза открылись, улыбка скользнула по лицу ея; она пыталась приподнять голову и заговорить.
— Ты узнаешь меня, Ева?
— Папа милый! — сказала дѣвочка, — и, сдѣлавъ послѣднее усиліе обвила ручками его шею. Черезъ минуту ручки снова упали. Сентъ-Клеръ поднялъ голову и увидѣлъ, что судорога исказила ея личико; она задыхалась и ловила воздухъ руками.
— О Господи, какъ это ужасно! — вскричалъ онъ отворачиваясь съ тоской и безсознательно сжимая руку Тома. — Томъ, голубчикъ, я этого не перенесу!
Томъ держалъ руки господина въ своихъ, слезы катились по щекамъ его, онъ обратился за помощью туда, гдѣ привыкъ искать ее.
— Молись, чтобы это скорѣй кончилось, — сказалъ Сентъ-Клеръ. — Это разрываетъ мнѣ сердце!
— Слава Господу! все кончено, все прошло мой дорогой господинъ! — проговорилъ Томъ, — посмотрите на нее.
Дѣвочка лежала на подушкахъ, тяжело дыша, какъ бы отъ усталости, ея большіе, ясные глаза были широко отркыты и неподвижны. Ахъ, что выражали эти глаза, въ которыхъ было столько небеснаго? Все земное прошло, прошли и земныя страданія; но такъ величаво, такъ таинственно, такъ торжествующе было это просвѣтленное личико, что при взглядѣ на него не-
шел, взглянул на девочку и остался неподвижен, как остальные.
— Когда произошла эта перемена? — спросил он тихим шёпотом у мисс Офелии.
— Около полуночи, - отвечала она.
Мария, проснувшаяся при входе доктора, вбежала в комнату с криком: — Августин! Кузина! О! что?..
— Шш! — прервал ее Сент-Клер хриплым голосом, — она умирает.
Мамми услышала эти слова и побежала разбудить прислугу. Вскоре весь дом проснулся, зажглись огни, послышались шаги, испуганные лица виднелись на веранде, заплаканные глаза заглядывали в стеклянные двери. Сент-Клер ничего не слышал и не говорил; он видел только одно: это выражение на лице спящей малютки.
— О, если бы она проснулась, если бы она сказала еще хоть слово! — вскричал он и, наклонившись над ней, проговорил ей на ухо: — Ева, дорогая!
Большие синие глаза открылись, улыбка скользнула по лицу её; она пыталась приподнять голову и заговорить.
— Ты узнаешь меня, Ева?
— Папа милый! — сказала девочка, — и, сделав последнее усилие обвила ручками его шею. Через минуту ручки снова упали. Сент-Клер поднял голову и увидел, что судорога исказила её личико; она задыхалась и ловила воздух руками.
— О Господи, как это ужасно! — вскричал он отворачиваясь с тоской и бессознательно сжимая руку Тома. — Том, голубчик, я этого не перенесу!
Том держал руки господина в своих, слезы катились по щекам его, он обратился за помощью туда, где привык искать ее.
— Молись, чтобы это скорей кончилось, — сказал Сент-Клер. — Это разрывает мне сердце!
— Слава Господу! всё кончено, всё прошло мой дорогой господин! — проговорил Том, — посмотрите на нее.
Девочка лежала на подушках, тяжело дыша, как бы от усталости, её большие, ясные глаза были широко отркыты и неподвижны. Ах, что выражали эти глаза, в которых было столько небесного? Всё земное прошло, прошли и земные страдания; но так величаво, так таинственно, так торжествующе было это просветленное личико, что при взгляде на него не-
