Недѣля за недѣлею проходили своей чередой въ домѣ Сентъ-Клера, и волны жизни въ своемъ обычномъ теченіи сомкнулись надъ маленькой лодочкой, поглощенной ими. Суровая, холодная, непривлекательная, будничная дѣйствительность идетъ своимъ путемъ, неумолимо я безучастно, не принимая во вниманіе чувствъ человѣка! Мы должны ѣсть, пить, спать и просыпаться, должны заключать сдѣлки, покупать, продавать, спрашивать и отвѣчать на вопросы, однимъ словомъ, преслѣдовать тысячу тѣней, хотя ни одна изъ нихъ не имѣетъ для насъ ни малѣйшей привлекательности; холодная, механическая привычка жить остается, хотя вся прелесть жизни исчезла.
Всѣ интересы, всѣ надежды Сентъ-Клера безсознательно сосредоточивались на его маленькой дочери. Ради Евы онъ устраивалъ свои денежныя дѣла; ради Евы онъ такъ или иначе располагалъ своимъ временемъ; дѣлать то пли другое для Евы, покупать, устроить или украсить что нибудь для нея, настолько вошло ему въ привычку, что теперь, когда ея не было, ему казалось, что не о чемъ, заботиться, нечего дѣлать.
Правда, существуетъ другая жизнь, и вѣра въ нее придаетъ всѣмъ иначе непонятнымъ факторамъ, изъ которыхъ состоитъ наше земное существованіе, важное значеніе таинственную цѣнность. Сентъ-Клеръ отлично зналъ это; часто, въ особенно тяжелыя минуты, онъ слышалъ дѣтскій голосокъ, звавшій его на небо и видѣлъ маленькую ручку, указывавшую ему путь жизни. Но горе придавило его тяжелымъ камнемъ, онъ не могъ подняться. У него была одна изъ тѣхъ натуръ, которыя внутреннимъ чутьемъ и инстинктомъ понимаютъ религіозные догматы яснѣе и глубже, чѣмъ многіе исповѣдники и послѣдователи христіанства. Даръ оцѣнивать и способность чувствовать тонкіе оттѣнки и взаимное отношеніе нравственныхъ законовъ, повиди-мому, часто бываетъ удѣломъ людей, которые на практикѣ, вполнѣ пренебрегаютъ этими законами. Муръ, Байронъ, Гете часто находятъ для выраженія истиннаго религіознаго чувства такія слова, которыя не приходятъ въ голову людямъ, руководствующимся этимъ чувствомъ въ жизни. Для такихъ натуръ пренебреженіе къ религіи является страшной измѣной, смертнымъ грѣхомъ.
Неделя за неделею проходили своей чередой в доме Сент-Клера, и волны жизни в своем обычном течении сомкнулись над маленькой лодочкой, поглощенной ими. Суровая, холодная, непривлекательная, будничная действительность идет своим путем, неумолимо я безучастно, не принимая во внимание чувств человека! Мы должны есть, пить, спать и просыпаться, должны заключать сделки, покупать, продавать, спрашивать и отвечать на вопросы, одним словом, преследовать тысячу теней, хотя ни одна из них не имеет для нас ни малейшей привлекательности; холодная, механическая привычка жить остается, хотя вся прелесть жизни исчезла.
Все интересы, все надежды Сент-Клера бессознательно сосредоточивались на его маленькой дочери. Ради Евы он устраивал свои денежные дела; ради Евы он так или иначе располагал своим временем; делать то пли другое для Евы, покупать, устроить или украсить что-нибудь для неё, настолько вошло ему в привычку, что теперь, когда её не было, ему казалось, что не о чём, заботиться, нечего делать.
Правда, существует другая жизнь, и вера в нее придает всем иначе непонятным факторам, из которых состоит наше земное существование, важное значение таинственную ценность. Сент-Клер отлично знал это; часто, в особенно тяжелые минуты, он слышал детский голосок, звавший его на небо и видел маленькую ручку, указывавшую ему путь жизни. Но горе придавило его тяжелым камнем, он не мог подняться. У него была одна из тех натур, которые внутренним чутьем и инстинктом понимают религиозные догматы яснее и глубже, чем многие исповедники и последователи христианства. Дар оценивать и способность чувствовать тонкие оттенки и взаимное отношение нравственных законов, повиди-мому, часто бывает уделом людей, которые на практике, вполне пренебрегают этими законами. Мур, Байрон, Гете часто находят для выражения истинного религиозного чувства такие слова, которые не приходят в голову людям, руководствующимся этим чувством в жизни. Для таких натур пренебрежение к религии является страшной изменой, смертным грехом.
