ной одеждой, угрюмые, недовольные, они вовсе не были расположены привѣтливо отнестись къ вновь прибывшимъ. Въ маленькой деревушкѣ не слышно было веселыхъ звуковъ; только хриплые, гортанные голоса спорили изъ-за ручныхъ мельницъ, гдѣ каждый долженъ былъ смолоть свою порцію маиса на лепешку, составлявшую весь ужинъ невольниковъ. Они цѣлый день съ разсвѣта провели въ полѣ за работой, подгоняемые бичами надсмотрщиковъ; стояла самая спѣшная, горячая пора, и хозяева всѣми силами старались заставить каждаго работать, какъ можно больше. — По правдѣ сказать, собирать хлопокъ вовсе не трудная работа! — замѣтитъ какой нибудь поверхностный наблюдатель. Да, конечно, и когда капля воды упадетъ вамъ на голову, это небольшая непріятность, а между тѣмъ инквизиція не могла придумать худшей пытки, какъ безостановочно лить воду капля за каплей на одно и то же мѣсто головы. Работа сама по себѣ можетъ быть не тяжела, но она становится тяжелой, когда продолжается часъ за часомъ съ неизмѣннымъ утомительнымъ однобразіемъ, и человѣкъ не имѣетъ даже утѣшенія въ сознаніи, что исполняетъ ее по доброй волѣ. Томъ напрасно искалъ въ толпѣ, проходившей мимо него, симпатичнаго лица. Онъ видѣлъ угрюмыхъ, мрачныхъ, ожесточенныхъ мужчинъ и женщинъ, слабыхъ, заморенныхъ или вовсе не похожихъ на женщинъ; — сильные толкали слабыхъ съ грубымъ разнузданнымъ животнымъ эгоизмомъ человѣческихъ существъ, отъ которыхъ никто не ждалъ и не требовалъ никакого проявленія человѣчности, съ которыми обращались во всѣхъ отношеніяхъ, какъ со скотами, и которые сами почти пали до уровня скотовъ. Скрипъ размалываемаго зерна слышался до поздней ночи. Мельницъ было мало по сравненію съ числомъ рабочихъ, и ихъ захватывали тѣ, кто былъ посильнѣе, а слабымъ приходилось молоть послѣднимъ.
— Эй ты! — вскричалъ Самбо, подходя къ мулаткѣ и бросая ей мѣшокъ съ зерномъ, — какъ тебя зовутъ-то?
— Люси, — отвѣчала женщина.
— Ну, хорошо, Люси, ты теперь моя жена, такъ смели муку и сготовь мнѣ ужинъ, слышишь?
— Я не твоя жена и не хочу быть твоей женой! — вскричала женщина съ мужествомъ отчаянія, — убирайся отъ меня!
— Я тебя побью! — и Самбо грозно топнулъ ногой.
— Хоть совсѣмъ убей! Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше! Я рада бы умереть!
— Самбо, смотри ты, не увѣчь рабочихъ, я пожалуюсь массѣ! — сказалъ Квимбо, не въ очередь овладѣвшій мельницей, отогнав-
ной одеждой, угрюмые, недовольные, они вовсе не были расположены приветливо отнестись к вновь прибывшим. В маленькой деревушке не слышно было веселых звуков; только хриплые, гортанные голоса спорили из-за ручных мельниц, где каждый должен был смолоть свою порцию маиса на лепешку, составлявшую весь ужин невольников. Они целый день с рассвета провели в поле за работой, подгоняемые бичами надсмотрщиков; стояла самая спешная, горячая пора, и хозяева всеми силами старались заставить каждого работать, как можно больше. — По правде сказать, собирать хлопок вовсе не трудная работа! — заметит какой-нибудь поверхностный наблюдатель. Да, конечно, и когда капля воды упадет вам на голову, это небольшая неприятность, а между тем инквизиция не могла придумать худшей пытки, как безостановочно лить воду капля за каплей на одно и то же место головы. Работа сама по себе может быть не тяжела, но она становится тяжелой, когда продолжается час за часом с неизменным утомительным однообразием, и человек не имеет даже утешения в сознании, что исполняет ее по доброй воле. Том напрасно искал в толпе, проходившей мимо него, симпатичного лица. Он видел угрюмых, мрачных, ожесточенных мужчин и женщин, слабых, заморенных или вовсе не похожих на женщин; — сильные толкали слабых с грубым разнузданным животным эгоизмом человеческих существ, от которых никто не ждал и не требовал никакого проявления человечности, с которыми обращались во всех отношениях, как со скотами, и которые сами почти пали до уровня скотов. Скрип размалываемого зерна слышался до поздней ночи. Мельниц было мало по сравнению с числом рабочих, и их захватывали те, кто был посильнее, а слабым приходилось молоть последним.
— Эй ты! — вскричал Самбо, подходя к мулатке и бросая ей мешок с зерном, — как тебя зовут-то?
— Люси, — отвечала женщина.
— Ну, хорошо, Люси, ты теперь моя жена, так смели муку и сготовь мне ужин, слышишь?
— Я не твоя жена и не хочу быть твоей женой! — вскричала женщина с мужеством отчаяния, — убирайся от меня!
— Я тебя побью! — и Самбо грозно топнул ногой.
— Хоть совсем убей! Чем скорее, тем лучше! Я рада бы умереть!
— Самбо, смотри ты, не увечь рабочих, я пожалуюсь массе! — сказал Квимбо, не в очередь овладевший мельницей, отогнав-
