Томъ ничего не отвѣчалъ.
— Вставай, скотина! — приказалъ Легри, снова толкая его ногой.
Встать было не легко человѣку избитому, ослабѣвшему. Видя усиліе, съ какимъ Томъ приподнимался, Легри злобно расхохотался.
— Что это, какой ты неповоротливый ныньче, Томъ? Не простудился ли ты ночью?
Тому между тѣмъ удалось стать на ноги и онъ устремилъ на своего господина спокойный, твердый взглядъ.
— Чортъ побери! — вскричалъ Легри, — тебѣ, должно быть, еще мало досталось! Становись на колѣни, Томъ, и проси у меня прощенья за свои вчерашнія дерзости.
Томъ не двинулся.
— На колѣни, собака! — закричалъ Легри, ударивъ его хлыстомъ.
— Масса Легри, — проговорилъ Томъ, — я не могу просить у васъ прощенья. Я сдѣлалъ то, что считалъ хорошимъ. Я и опять тоже сдѣлаю, если придется. Я не буду мучить другихъ, что бы со мной ни произошло.
— Хорошо, но ты не знаешь, что можетъ съ тобой произойти, масса Томъ. Ты думаешь, тебѣ знатно досталось, а я тебѣ скажу, что это еще сущіе пустяки. Какъ тебѣ понравится, если тебя привяжутъ къ дереву, да начнутъ поджаривать на медленномъ огнѣ? Пріятно это будетъ, Томъ, а?
— Масса, — сказалъ Томъ, — я знаю, вы можете дѣлать ужасныя вещи; но, — онъ выпрямился и сложилъ руки, — все-таки вы можете убить только тѣло. А вѣдь послѣ этого, послѣ смерти насъ ждетъ вѣчность.
Вѣчность, это слово, произнесенное Томомъ, наполнило свѣтомъ и силою душу бѣднаго негра, но въ душѣ грѣшника оно отозвалось острою болью, словно отъ укушенія скорпіона.
Легри заскрежеталъ зубами, но отъ гнѣва не могъ выговорить ни слова, а Томъ, какъ бы чувствуя себя свободнымъ, заговорилъ яснымъ, веселымъ голосомъ.
— Масса Легри, вы меня купили, и я готовъ быть вамъ вѣрнымъ, преданнымъ слугою. Я буду работать для васъ цѣлые дни, сколько хватитъ силъ. Но душу свою я не могу отдать человѣку. Я останусь вѣрнымъ Господу и прежде всего буду исполнять его заповѣди, придется ли мнѣ жить или умереть все равно. Въ этомъ вы можете быть увѣрены. Масса Легри, я нисколько не боюсь смерти. Мнѣ больше хочется умереть, чѣмъ
Том ничего не отвечал.
— Вставай, скотина! — приказал Легри, снова толкая его ногой.
Встать было не легко человеку избитому, ослабевшему. Видя усилие, с каким Том приподнимался, Легри злобно расхохотался.
— Что это, какой ты неповоротливый нынче, Том? Не простудился ли ты ночью?
Тому между тем удалось стать на ноги и он устремил на своего господина спокойный, твердый взгляд.
— Чёрт побери! — вскричал Легри, — тебе, должно быть, еще мало досталось! Становись на колени, Том, и проси у меня прощенья за свои вчерашние дерзости.
Том не двинулся.
— На колени, собака! — закричал Легри, ударив его хлыстом.
— Масса Легри, — проговорил Том, — я не могу просить у вас прощенья. Я сделал то, что считал хорошим. Я и опять тоже сделаю, если придется. Я не буду мучить других, что бы со мной ни произошло.
— Хорошо, но ты не знаешь, что может с тобой произойти, масса Том. Ты думаешь, тебе знатно досталось, а я тебе скажу, что это еще сущие пустяки. Как тебе понравится, если тебя привяжут к дереву, да начнут поджаривать на медленном огне? Приятно это будет, Том, а?
— Масса, — сказал Том, — я знаю, вы можете делать ужасные вещи; но, — он выпрямился и сложил руки, — всё-таки вы можете убить только тело. А ведь после этого, после смерти нас ждет вечность.
Вечность, это слово, произнесенное Томом, наполнило светом и силою душу бедного негра, но в душе грешника оно отозвалось острою болью, словно от укушения скорпиона.
Легри заскрежетал зубами, но от гнева не мог выговорить ни слова, а Том, как бы чувствуя себя свободным, заговорил ясным, веселым голосом.
— Масса Легри, вы меня купили, и я готов быть вам верным, преданным слугою. Я буду работать для вас целые дни, сколько хватит сил. Но душу свою я не могу отдать человеку. Я останусь верным Господу и прежде всего буду исполнять его заповеди, придется ли мне жить или умереть всё равно. В этом вы можете быть уверены. Масса Легри, я нисколько не боюсь смерти. Мне больше хочется умереть, чем
