Когда Легри вернулся съ охоты, разозленный своей неудачей, давно накипавшая въ душѣ его ненависть къ Тому дошла до послѣднихъ предѣловъ. Съ той самой минуты, какъ онъ купилъ его, этотъ рабъ противился ему постоянно, неуклонно и твердо. Въ немъ жила какая-то безмолвная сила, которая жгла Легри, какъ адскій пламень.
— Я ненавижу его! — говорилъ самъ себѣ въ эту ночь Легри сидя на постели. — Я ненавижу его! И развѣ онъ не мой. Развѣ я не могу дѣлать съ нимъ, что хочу? Кто можетъ мнѣ помѣшать? — Легри сжималъ кулаки и потрясалъ ими, какъ будто въ рукахъ у него былъ предметъ, которой онъ могъ разбить въ дребезги.
Но Томъ былъ добросовѣстный, хорошій работникъ, и, хотя за это Легри ненавидѣлъ его еще больше, но все-таки это соображеніе нѣсколько сдерживало его.
На слѣдующее утро онъ рѣшилъ до поры до времени ничего не говорить; собрать людей съ сосѣднихъ плантацій съ собаками и ружьями, оцѣпить болото и устроить настоящую облаву. Если охота будетъ удачна — отлично, а если нѣтъ, онъ призоветъ къ себѣ Тома и зубы его заскрежетали, и вся кровь вскипѣла — тогда онъ смиритъ этого молодца, не то… внутренній голосъ шепнулъ ему нѣчто ужасное, съ чѣмъ душа его согласилась.
Говорятъ — выгода рабовладѣльца служитъ достаточной защитой для раба. Но взбѣшенный человѣкъ можетъ вполнѣ сознательно продать свою душу дьяволу, чтобы достигнуть цѣли; неужели же онъ станетъ больше щадить чужое тѣло?
— Ну, — сказала на другой день Кассн, заглядывая въ щель на чердакѣ, — сегодня опять пойдетъ охота!
Передъ домомъ гарцовали три, четыре человѣка на лошадяхъ; двѣ своры чужихъ собакъ вырывались изъ рукъ, удерживавшихъ ихъ негровъ, выли и лаяли другъ на друга.
Двое изъ верховыхъ были надсмотрщики съ сосѣднихъ плантацій, остальные — собутыльники Легри въ деревенскомъ и городскомъ трактирѣ, пріѣхавшіе поохотиться изъ любви къ искусству. Нельзя себѣ представить болѣе отвратительную компанію. Легри усердно угощалъ водкой и ихъ, и негровъ, присланныхъ съ сосѣднихъ плантацій на помощь ему; вообще было въ обычаѣ устраивать изъ такого рода охоты нѣчто въ родѣ праздника для негровъ.
Касси подставила ухо къ щели; и такъ какъ вѣтеръ дулъ прямо на домъ, то она слышала большую часть разговоровъ. Горькая усмѣшка появилась на ея мрачномъ, серьезномъ лицѣ:
Когда Легри вернулся с охоты, разозленный своей неудачей, давно накипавшая в душе его ненависть к Тому дошла до последних пределов. С той самой минуты, как он купил его, этот раб противился ему постоянно, неуклонно и твердо. В нём жила какая-то безмолвная сила, которая жгла Легри, как адский пламень.
— Я ненавижу его! — говорил сам себе в эту ночь Легри сидя на постели. — Я ненавижу его! И разве он не мой. Разве я не могу делать с ним, что хочу? Кто может мне помешать? — Легри сжимал кулаки и потрясал ими, как будто в руках у него был предмет, которой он мог разбить вдребезги.
Но Том был добросовестный, хороший работник, и, хотя за это Легри ненавидел его еще больше, но всё-таки это соображение несколько сдерживало его.
На следующее утро он решил до поры до времени ничего не говорить; собрать людей с соседних плантаций с собаками и ружьями, оцепить болото и устроить настоящую облаву. Если охота будет удачна — отлично, а если нет, он призовет к себе Тома и зубы его заскрежетали, и вся кровь вскипела — тогда он смирит этого молодца, не то… внутренний голос шепнул ему нечто ужасное, с чем душа его согласилась.
Говорят — выгода рабовладельца служит достаточной защитой для раба. Но взбешенный человек может вполне сознательно продать свою душу дьяволу, чтобы достигнуть цели; неужели же он станет больше щадить чужое тело?
— Ну, — сказала на другой день Кассн, заглядывая в щель на чердаке, — сегодня опять пойдет охота!
Перед домом гарцовали три, четыре человека на лошадях; две своры чужих собак вырывались из рук, удерживавших их негров, выли и лаяли друг на друга.
Двое из верховых были надсмотрщики с соседних плантаций, остальные — собутыльники Легри в деревенском и городском трактире, приехавшие поохотиться из любви к искусству. Нельзя себе представить более отвратительную компанию. Легри усердно угощал водкой и их, и негров, присланных с соседних плантаций на помощь ему; вообще было в обычае устраивать из такого рода охоты нечто в роде праздника для негров.
Касси подставила ухо к щели; и так как ветер дул прямо на дом, то она слышала большую часть разговоров. Горькая усмешка появилась на её мрачном, серьезном лице:
