развитого, Джоржъ всего лучше выразилъ въ письмѣ къ одному изъ своихъ друзей:
Моя жизнь до сихъ поръ еще не вполнѣ устроилась. Вы мнѣ говорили, что я смѣло могу вращаться среди общества бѣлыхъ, такъ какъ цвѣтной оттѣнокъ у меня очень незначителенъ, а въ женѣ и дѣтяхъ почти незамѣтенъ. Можетъ быть, вы правы, можетъ быть, при желаніи это было бы возможно. Но говоря откровенно, у меня нѣтъ этого желанія.
Мои симпатіи принадлежатъ расѣ матери, а не отца. Для отца я былъ не дороже красивой собаки или лошади, Для моей несчастной матери я былъ ребенкомъ; и хотя я не видалъ ее послѣ той жестокой продажи, которая разлучила насъ, я знаю, что она нѣжно любила меня, знаю это по себѣ, по тому что самъ перечувствовалъ. Когда я думаю обо всемъ, что она выстрадала, о моемъ собственномъ несчастномъ дѣтствѣ, о борьбѣ и отчаяніи моей героини-жены, о моей сестрѣ, проданной въ Новомъ Орлеанѣ на рынкѣ невольниковъ, — я стараюсь подавить въ себѣ нехристіанскія чувства, но никто не осудитъ меня, если я скажу, что не желаю слыть американцемъ, не желаю имѣть ничего общаго съ ними.
Я хочу дѣлить жребій угнетенной, порабощенной расы; и скорѣй желалъ бы быть двумя тѣнями темнѣе, чѣмъ одной свѣтлѣе.
Моя мечта, мое стремленіе — это примкнуть къ африканской національности, къ народу, который существовалъ бы самостоятельно, независимо отъ другихъ. Но гдѣ мнѣ найти его? Не въ Гаити. Въ Гаити нѣтъ главнаго условія для такого существованія. Рѣка не можетъ подняться выше своего истока. Раса, отъ которой произошли Гаитяне, была выродившаяся, ослабѣвшая, и, въ сущности говоря, пройдутъ вѣка прежде, чѣмъ порабощенное племя дойдетъ до чего нибудь.
Гдѣ же мнѣ искать? На берегахъ Африки я, вижу республику, основанную людьми, которые, благодаря своей энергіи и и своему самообразованію, лично возвысились надъ уровнемъ рабства. Послѣ подготовительнаго періода и временной слабости эта республика стала въ глазахъ всего свѣта независимымъ государствомъ^ признаннымъ и Франціей, и Англіей. Туда я хочу ѣхать, тамъ я буду жить среди моего народа.
Я знаю, что вы всѣ будете противъ меня. Но прежде чѣмъ разить, выкушайте! Пока я жилъ во Франціи, я съ интересомъ изучалъ исторію негровъ въ Америкѣ. Я слѣдилъ за борьбой аболиціонистовъ и колонизаціонистовъ, и, какъ посторонній зри-
развитого, Джорж всего лучше выразил в письме к одному из своих друзей:
Моя жизнь до сих пор еще не вполне устроилась. Вы мне говорили, что я смело могу вращаться среди общества белых, так как цветной оттенок у меня очень незначителен, а в жене и детях почти незаметен. Может быть, вы правы, может быть, при желании это было бы возможно. Но говоря откровенно, у меня нет этого желания.
Мои симпатии принадлежат расе матери, а не отца. Для отца я был не дороже красивой собаки или лошади, Для моей несчастной матери я был ребенком; и хотя я не видал ее после той жестокой продажи, которая разлучила нас, я знаю, что она нежно любила меня, знаю это по себе, по тому что сам перечувствовал. Когда я думаю обо всём, что она выстрадала, о моем собственном несчастном детстве, о борьбе и отчаянии моей героини-жены, о моей сестре, проданной в Новом Орлеане на рынке невольников, — я стараюсь подавить в себе нехристианские чувства, но никто не осудит меня, если я скажу, что не желаю слыть американцем, не желаю иметь ничего общего с ними.
Я хочу делить жребий угнетенной, порабощенной расы; и скорей желал бы быть двумя тенями темнее, чем одной светлее.
Моя мечта, мое стремление — это примкнуть к африканской национальности, к народу, который существовал бы самостоятельно, независимо от других. Но где мне найти его? Не в Гаити. В Гаити нет главного условия для такого существования. Река не может подняться выше своего истока. Раса, от которой произошли Гаитяне, была выродившаяся, ослабевшая, и, в сущности говоря, пройдут века прежде, чем порабощенное племя дойдет до чего-нибудь.
Где же мне искать? На берегах Африки я, вижу республику, основанную людьми, которые, благодаря своей энергии и и своему самообразованию, лично возвысились над уровнем рабства. После подготовительного периода и временной слабости эта республика стала в глазах всего света независимым государством^ признанным и Францией, и Англией. Туда я хочу ехать, там я буду жить среди моего народа.
Я знаю, что вы все будете против меня. Но прежде чем разить, выкушайте! Пока я жил во Франции, я с интересом изучал историю негров в Америке. Я следил за борьбой аболиционистов и колонизационистов, и, как посторонний зри-
