Богъ сотворилъ меня, чтобы печь пироги, и валъ, чтобы сидѣть въ гостиной“. Да, вотъ до чего я обозлилась, масса Джоржъ.
— А что же сказала мама? — спросилъ Джоржъ.
— Что она сказала? Она взглянула на меня своими красивыми глазами, будто улыбнулась, да и говоритъ: — Что-же, тетушка Хлоя; это, пожалуй, и правда! — и пошла себѣ въ гостиную. Другая поколотила бы меня за такую дерзость, но ничего не подѣлаешь, я не могу стряпать, когда у меня въ кухнѣ толкутся барыни.
— Ты тогда отлично приготовила обѣдъ, я помню, всѣ хвалили, — сказалъ Джоржъ.
— Правда… вѣдь хорошо? Я стояла за дверью столовой и видѣла, какъ генералъ три раза протягивалъ тарелку, чтобы ему положили еще кусочекъ этого самаго паштета. Я слышала, какъ онъ сказалъ: „У васъ удивительно хорошій поваръ, мистеръ Шельби“, я чуть не лопнула отъ гордости.
— А генералъ знаетъ толкъ въ кушаньяхъ, продолжала тетушка Хлоя, выпрямляясь съ достоинствомъ, — онъ очень красивый мужчина, этотъ генералъ! Я роду онъ хорошаго, изъ самыхъ знатныхъ фамилій Старой Виргиніи! Онъ не хуже меня понимаетъ, что къ чему идетъ, этотъ генералъ. Видите ли, масса Джоржъ, въ каждомъ пирогѣ есть своя загвоздка, но не всякій знаетъ, въ чемъ она. А генералъ знаетъ! Я это сразу замѣтила по его разговору. Онъ знаетъ, что такое настоящій паштетъ.
Въ эту минуту масса Джоржъ дошелъ до того предѣла, пресыщенія, до какого можетъ (при исключительныхъ обстоятельствахъ) дойти даже мальчикъ; онъ не могъ проглотить больше ни куска, и потому обратилъ вниманіе на груду курчавыхъ головъ и блестящихъ глазъ, которые съ противоположнаго угла комнаты жадно слѣдили за всѣми движеніями ужинавшихъ.
— Вотъ вамъ, Мося, Петя, ловите! — сказалъ онъ, отламывая большіе куски торта и бросая ихъ дѣтямъ, — Не бось, и вамъ хочется? Тетушка Хлоя, спеки имъ лепешекъ.
Джоржъ и Томъ спокойно усѣлись около камина, а тетушка Хлоя, поджаривъ порядочную грудку лепешекъ, взяла на колѣни свою маленькую дѣвочку и начала по очереди набивать то ея ротъ, то свой собственный не забывая при этомъ Мосю и Петю, которые предпочитали ѣсть валясь на полу подъ столомъ щекоча другъ друга и по временамъ дергая сестренку за ногу.
— Да, перестаньте же вы! — покрикивала на нихъ мать, раздавая наугадъ пинки подъ столъ, когда возня становилась слишкомъ шумной. — Неужели вы не можете вести себя прилично, когда у насъ въ гостяхъ бѣлые? Перестаньте, говорю вамъ! Вы
Бог сотворил меня, чтобы печь пироги, и вал, чтобы сидеть в гостиной“. Да, вот до чего я обозлилась, масса Джорж.
— А что же сказала мама? — спросил Джорж.
— Что она сказала? Она взглянула на меня своими красивыми глазами, будто улыбнулась, да и говорит: — Что же, тетушка Хлоя; это, пожалуй, и правда! — и пошла себе в гостиную. Другая поколотила бы меня за такую дерзость, но ничего не поделаешь, я не могу стряпать, когда у меня в кухне толкутся барыни.
— Ты тогда отлично приготовила обед, я помню, все хвалили, — сказал Джорж.
— Правда… ведь хорошо? Я стояла за дверью столовой и видела, как генерал три раза протягивал тарелку, чтобы ему положили еще кусочек этого самого паштета. Я слышала, как он сказал: „У вас удивительно хороший повар, мистер Шельби“, я чуть не лопнула от гордости.
— А генерал знает толк в кушаньях, продолжала тетушка Хлоя, выпрямляясь с достоинством, — он очень красивый мужчина, этот генерал! Я роду он хорошего, из самых знатных фамилий Старой Виргинии! Он не хуже меня понимает, что к чему идет, этот генерал. Видите ли, масса Джорж, в каждом пироге есть своя загвоздка, но не всякий знает, в чём она. А генерал знает! Я это сразу заметила по его разговору. Он знает, что такое настоящий паштет.
В эту минуту масса Джорж дошел до того предела, пресыщения, до какого может (при исключительных обстоятельствах) дойти даже мальчик; он не мог проглотить больше ни куска, и потому обратил внимание на груду курчавых голов и блестящих глаз, которые с противоположного угла комнаты жадно следили за всеми движениями ужинавших.
— Вот вам, Мося, Петя, ловите! — сказал он, отламывая большие куски торта и бросая их детям, — Не бось, и вам хочется? Тетушка Хлоя, спеки им лепешек.
Джорж и Том спокойно уселись около камина, а тетушка Хлоя, поджарив порядочную грудку лепешек, взяла на колени свою маленькую девочку и начала по очереди набивать то её рот, то свой собственный не забывая при этом Мосю и Петю, которые предпочитали есть валясь на полу под столом щекоча друг друга и по временам дергая сестренку за ногу.
— Да, перестаньте же вы! — покрикивала на них мать, раздавая наугад пинки под стол, когда возня становилась слишком шумной. — Неужели вы не можете вести себя прилично, когда у нас в гостях белые? Перестаньте, говорю вам! Вы
