онъ держитъ задними конечностями, особенно, если убѣгая, хочетъ унести въ безопасное мѣсто награбленные плоды.
Наиболѣе неуклюже двигается, соотвѣтственно своему внѣшнему виду, ciaмангъ, такъ какъ онъ не только медленно ходитъ, но также и лазаетъ нѣсколько неувѣренно и лишь въ прыганьи обнаруживаетъ свою ловкость. Но и остальные виды могутъ лишь съ трудомъ передвигаться на землѣ. «Въ комнатѣ или на ровномъ мѣстѣ», говоритъ Гарланъ о хулокѣ, «они ходятъ на заднихъ ногахъ и довольно хорошо удерживають равновѣсіе, причемъ поднимають кисти рукъ даже выше головы, слегка сгибаютъ руки въ запястномъ и локтевомъ сочлененіяхъ и затѣмъ довольно быстро бѣгутъ, покачиваясь вправо и влѣво. Если ихъ побуждать въ болѣе быстрому движенію, то они опускаютъ свои руки до земли и перемѣщаются быстрѣе, опираясь на нихъ. Они болѣе прыгаютъ, чѣмъ бѣгутъ, но все время держатся довольно прямо». У остальныхъ видовъ туловище кажется не только слишкомъ длиннымъ, но и слишкомъ тяжелымъ для короткихъ и тонкихъ бедръ, и поэтому обезьяны эти наклоняются впередъ и употребляютъ при ходьбѣ обѣ руки, какъ костыли. «Такимъ образомъ они движутся впередъ толчками, подобно ковыляющему на костыляхъ старику, который боится сильнаго напряженія». Совершенно противуположное впечатлѣніе производятъ они, когда лазаютъ. Всѣ наблюдатели единогласно удивляются тому искусству и той ловкости, которыя обнаруживаютъ длиннорукiя обезьяны на вѣтвяхъ.
Съ невѣроятной быстротою и вѣрностью взлѣзаетъ ваувау, по Дювоселю, на бамбуковый стволъ, вершину дерева или вѣтвь, раскачивается на ней нѣсколько разъ вверхъ и внизъ или впередъ и назадъ и потомъ бросается, пользуясь упругостью качающейся вѣтви, съ такою легкостью, чрезъ промежутки въ 12-13 метровъ, три, четыре раза подрядъ, что кажется, какъ будто онъ летитъ, какъ стрѣла, или наклонно опускающаяся птица. Можно предположить, что сознаніе своего недостижимаго для другихъ животныхъ искусства доставляетъ ему большое удовольствіе. Онъ прыгаетъ безъ надобности черезъ промежутки, которые легко могъ бы обойти, измѣняеть во время прыжка направление и виснетъ на первой понравившейся ему вѣтви, подобно акробату кувыркается и качается на ней, быстро поднимается на нее, раскачиваетъ ее вверхъ и внизъ и снова бросается въ воздухъ, съ безошибочной вѣрностью стремясь кь новой цѣли. Кажется, какъ будто онъ обладаетъ волшебными силами и, не имѣя крыльевъ, тѣмъ не менѣе можетъ летать: онъ больше живетъ въ воздухѣ, чѣмъ на вѣтвяхъ. На что нужна такому одаренному существу земля? Она чужда ему, какъ и оно ей; она доставляеть ему только освѣжающее питье и, утоливъ жажду, онъ снова возвращается въ свое воздушное царство. Здѣсь онъ дома; здѣсь онъ наслаждается покоемъ, миромь, безопасностью; здѣсь становится для него возможнымъ пренебрегать всякимъ врагомъ или же убѣжать отъ него; здѣсь онъ можетъ жить и наслаждаться своими легкими движеніями.
Это удовольствіе очень явно обнаруживалось у одной самки ваувау, которую привезли въ Лондонъ живою. На ней хотѣли испытать способность къ движенію, свойственную ея родичамъ, и поэтому ей отдѣльно выстроили большое помѣщеніе. Тамъ и сямъ на различныхъ разстоянiяхъ помѣстили деревья, чтобы дать удобную арену для удивительныхъ движеній животнаго. Самое большое горизонтальное разстояние отъ одной вѣтви до другой достигало лишь 6 метровъ. Это очень мало для обезьяны, которая на свободѣ можетъ перелетать разстоянiе вдвое большее, и много, даже очень много, для животнаго, которое было лишено свободы, перенесено въ чужой и вредный ему климатъ, отучено отъ своей первоначаль-
