виться отъ нашествія обезьянъ, которыя вредятъ имъ хуже саранчи. Не имѣя огнестрѣльнаго оружія, туземцы принуждены ограничиваться тѣмъ, что постоянно выгоняютъ со своихъ полей обезьянъ; но это, какъ мы видѣли, мало помогаетъ, такъ какъ обезьяны не могутъ быть остановлены никакими предохранительными мѣрами. Грабители эти не страшатся даже заклинаній туземныхъ жрецовъ и заговоровъ колдуновъ, между тѣмъ какъ въ другихъ случаяхъ средства эти, по мнѣнiю негровъ, помогаютъ постоянно; поэтому жители сѣверо-восточной Африки и считають обезьянъ богопротивными и отверженными существами. Одинъ мудрый шейхъ изъ Восточнаго Судана говорилъ мнѣ: «Повѣрь мнѣ, господинъ, что обезьяны дѣйствительно богопротивныя существа, такъ какъ онѣ никогда не преклоняются передъ словомъ посланника Божія. Всѣ Божьи твари уважають пророка - Аллахъ да ниспошлетъ ему миръ! - однѣ обезьяны презираютъ его. Если кто напишетъ на табличкѣ изреченіе изъ Корана и вывѣситъ его на полѣ, чтобы предохранить свои плоды отъ вреда, наносимаго слонами, бегемотами и обезьянами, тотъ можетъ легко убѣдиться, что только слоны уважаютъ этотъ священный знакъ. Слонъ - благородное животное, а обезьяна - созданіе, обращенное гнѣвомъ Аллаха изъ человѣка въ чудовище; это сынъ, внукъ и правнукъ нечистаго, точно такъ, какъ бегемотъ есть гнусный обликъ колдуна-оборотня». Въ Восточномъ Суданѣ за мартышками не охотятся, но ловятъ ихъ сѣтями, подъ которыя кладется лакомая приманка. Сѣть опускается на обезьяну, когда она схватываетъ приманку и животное такъ въ ней запутывается, что не можетъ освободиться, несмотря на свои яростныя усилія. Мы, европейцы, стрѣляли ихъ изъ ружей безъ труда, такъ какъ онѣ обращаются въ бѣгство только тогда, когда убьютъ нѣсколькихъ обезьянъ; людей онѣ боятся мало или вовсе не боятся. Я видѣлъ, что мартышки оставались совершенно спокойными, когда подъ деревьями, гдѣ онѣ сидѣли, проходили пѣшеходы, всадники, муллы и верблюды, но, при видѣ собаки, пугались и кричали. На охотѣ за обезьянами случалось со мною то же, что и со многими другими охотниками: я былъ глубоко возмущень. Я выстрѣлилъ въ мартышку, которая сидѣла ко мнѣ лицомъ; пораженная выстрѣломъ, она упала, но сейчасъ же спокойно сѣла и, не издавая никакого звука, стала совершенно по человѣчески вытирать рукою кровь, которая текла изъ многихъ ранъ ея лица. Мнѣ стало ее такъ жалко, что я бросился и зарѣзалъ ее охотничьим ножемъ, чтобы поскорѣе избавить ее отъ страданій; застрѣлить ее было бы, конечно, легче, но оба ствола моей двустволки были разряжены. Съ этихъ поръ я уже никогда не стрѣлялъ въ маленькихъ обезьянъ и не совѣтую никому этого дѣлать, развѣ только для научной цѣли. Невольно кажется, будто убилъ человѣка, и образъ умирающей обезьяны повсюду меня преслѣдовалъ.
Разъ только мартышки на охотѣ потѣшили меня. Я замѣтилъ, что фламинго, ибисы и цапли каждый вечеръ для ночлега садятся на мимозы, одиноко растущія на берегу Азрака, и задумалъ ихъ тамъ подкараулить. Случайно на томъ же деревѣ расположилось на ночлегъ стадо мартышекъ. Когда я, въ наскоро устроенной сторожкѣ, притаился въ сосѣднемъ полѣ кукурузы, то раздались безпокойные голоса обезьянъ, которыя, очевидно, подозрѣвали что-то недоброе. Послѣ продолжительныхъ криковъ и мурлыканья, обезьяны, очевидно, рѣшили покинуть осажденное дерево. Вожакъ осторожно спустился съ вершины внизъ, чтобы изслѣдовать и осмотрѣть мѣстность. При этомъ онъ, повидимому, не измѣнилъ намѣренія и полѣзъ по стволу на землю, рѣшившись, очевидно, бѣжать въ сосѣдній лѣсъ. Другiя обезьяны послѣдовали за нимъ, а на верхушкѣ дерева остались только самки съ грудными дѣтенышами. Въ эту минуту спустился на дерево фламинго и тот-
