И мы глаза свои закрыли, Чтобъ видѣть лишь себя во снѣ, И въ блескѣ сна, въ цвѣточной пыли, Мы жизнью слитно-разной жили, 70 Какъ два видѣнья той же были, Какъ два луча въ одной волнѣ.
И всѣ слова одной страницы Соединить насъ не могли, Сверкнувъ другъ другу какъ зарницы, 75 Тонули мы какъ въ небѣ птицы, И ты, полуоткрывъ рѣсницы, Была вблизи—но какъ вдали!
7.
«Зачѣмъ ты хочешь словъ? Ужели ты не видишь,
«Какъ сладко мнѣ съ тобой, цвѣтокъ мой голубой? 80 «Ни друга, ни врага ты взглядомъ не обидишь,
«Цвѣтешь, всегда цвѣтешь, взлелѣянный Судьбой.
«Зачѣмъ тебѣ слова? Я какъ и ты безгласна.
«Я сны истомные лелѣю какъ и ты.
«Смотри, какъ дышемъ мы, тревожно, нѣжно, страстно… 85 «О, милый, милый мой! Вѣдь мы съ тобой—цвѣты!»
Тот же текст в современной орфографии
И мы глаза свои закрыли, Чтоб видеть лишь себя во сне, И в блеске сна, в цветочной пыли, Мы жизнью слитно-разной жили, 70 Как два виденья той же были, Как два луча в одной волне.
И все слова одной страницы Соединить нас не могли, Сверкнув друг другу как зарницы, 75 Тонули мы как в небе птицы, И ты, полуоткрыв ресницы, Была вблизи — но как вдали!
7.
«Зачем ты хочешь слов? Ужели ты не видишь,
Как сладко мне с тобой, цветок мой голубой? 80 Ни друга, ни врага ты взглядом не обидишь,
Цветёшь, всегда цветёшь, взлелеянный Судьбой.
Зачем тебе слова? Я как и ты безгласна.
Я сны истомные лелею как и ты.
Смотри, как дышим мы, тревожно, нежно, страстно… 85 О, милый, милый мой! Ведь мы с тобой — цветы!»