Израиля должны были ходить къ Филистимлянамъ оттачивать свои сошники, свои заступы, свои топоры или свои кирки, ибо нельзя было бы найти ни одного кузнеца во всей землѣ Израильской (1 Царствъ XIII, 19. 20),—неужели Израильтяне должны быть всегда такъ притѣсняемы и гонимы? И это тѣмъ болѣе, что отсюда явился бы важный вредъ; подобно тому, какъ тамъ Филистимляне, оттачивая Израильтянамъ заступы, не дозволяли имъ имѣть мечей, изъ опасенія, чтобъ Евреи не обратили мечей противъ нихъ,—такъ точно и отъ языческой философіи можно было бы имѣть только всѣмъ извѣстныя умозаключенія и цвѣты краснорѣчія, но не нельзя надѣяться пріобрѣсти мечей и копій—для преодолѣнія безбожія и суевѣрія. Будемъ желать возвращенія къ намъ тѣхъ Давидовыхъ или скорѣе тѣхъ Соломовыхъ временъ, когда Филистимляне лежали распростертыми на землѣ, Израиль же властвовалъ и радовался въ своемъ богатствѣ.
19) (3). «Но обучающіеся латинскому языку должны же иногда читать, ради слога, Теренція, Плавта и другихъ». На это можно отвѣтить: I) Хотимъ ли мы такъ вести нашихъ дѣтей, чтобъ они научились говорить такъ же, какъ говорятъ въ кабакахъ, харчевняхъ, шинкахъ, распутныхъ домахъ и тому подобныхъ клоакахъ? Ибо куда, спрашиваю я, какъ не въ подобныя нечистыя мѣста приводятъ юношество Теренцій, Плавтъ, Катуллъ, Овидій и др.? Что представляютъ они, какъ не издѣвательства, шутки, пирушки, обжорство и пьянство, грязную любовь, блудъ, разнообразно-придуманные обманы и другія подобныя вещи, отъ которыхъ христіанскія уши и глаза должны были бы отворачиваться, даже и при случайной встрѣчѣ? И неужели мы думаемъ, что, такъ какъ человѣкъ не испорченъ самъ по себѣ, то нужно, поэтому, еще со стороны навязывать ему картины разнаго рода мерзостей, предлагать ему трутъ и раздувало, изъ безразличнаго состоянія ввергать его при удобномъ случаѣ въ бездну погибели?—Говорятъ: «Не все дурно въ тѣхъ писателяхъ». Я возражаю: Но дурное (злое) всегда легче удерживается, и потому весьма опасное дѣло—допускать юношество туда, гдѣ добро перемѣшано со зломъ. Ибо тѣ, которые желаютъ дать кому-нибудь ядъ, чтобы разрушить его жизнь, обыкновенно даютъ ядъ не въ чистомъ видѣ—это могло бы даже и неудаться имъ,—но въ
