произволъ частной саморасправы“. По его наблюденіямъ, „тѣ самыя лица, которыя стояли въ теоріи за такое невмѣшательство должностныхъ лицъ, на практикѣ горько сѣтовали и дѣлали запросы министрамъ по поводу бездѣйствія власти каждый разъ, когда власть отказывалась дѣйствовать для защиты свободы и жизни отдѣльныхъ лицъ“. „Это была прямая непослѣдовательность“—прибавляетъ онъ,—объяснявшаяся „недостаткомъ юридическихъ свѣдѣній“[1]. Теперь мы дожили до того, что даже въ Государственной Думѣ третьяго созыва не существуетъ полной и равной для всѣхъ свободы слова, такъ какъ свобода при обсужденіи однихъ и тѣхъ же вопросовъ не одинакова для господствующей партіи и оппозиціи. Это тѣмъ болѣе печально, что народное представительство, независимо отъ своего состава, должно отражать, по крайней мѣрѣ, правовую совѣсть всего народа, какъ минимумъ его этической совѣсти.
Правосознаніе всякаго народа всегда отражается въ его способности создавать организаціи и вырабатывать для нихъ извѣстныя формы. Организаціи и ихъ формы невозможны безъ правовыхъ нормъ, регулирующихъ ихъ, и потому возникновеніе организацій необходимо сопровождается разработкой этихъ нормъ. Русскій народъ въ цѣломъ не лишенъ организаторскихъ талантовъ; ему, несомнѣнно, присуще тяготѣніе даже къ особенно интенсивнымъ формамъ организаціи; объ этомъ достаточно свидѣтельствуетъ его стремленіе къ общинному быту, его земельная община, его артели и т. под. Жизнь и строеніе этихъ организацій опредѣляются внутреннимъ сознаніемъ о правѣ и не-правѣ, живущимъ въ народной душѣ. Этотъ по преимуществу внутренній характеръ правосознанія русскаго народа былъ причиной ошибочнаго взгляда на отношеніе нашего
- ↑ П. Новгородцевъ: «Законодательная дѣятельность Государственной Думы». См. сборникъ статей «Первая Государственная Дума». Спб. 1907. Вып. II, стр. 22.
произвол частной саморасправы». По его наблюдениям, «те самые лица, которые стояли в теории за такое невмешательство должностных лиц, на практике горько сетовали и делали запросы министрам по поводу бездействия власти каждый раз, когда власть отказывалась действовать для защиты свободы и жизни отдельных лиц». «Это была прямая непоследовательность» — прибавляет он, — объяснявшаяся «недостатком юридических сведений»[1]. Теперь мы дожили до того, что даже в Государственной Думе третьего созыва не существует полной и равной для всех свободы слова, так как свобода при обсуждении одних и тех же вопросов не одинакова для господствующей партии и оппозиции. Это тем более печально, что народное представительство, независимо от своего состава, должно отражать, по крайней мере, правовую совесть всего народа, как минимум его этической совести.
Правосознание всякого народа всегда отражается в его способности создавать организации и вырабатывать для них известные формы. Организации и их формы невозможны без правовых норм, регулирующих их, и потому возникновение организаций необходимо сопровождается разработкой этих норм. Русский народ в целом не лишён организаторских талантов; ему, несомненно, присуще тяготение даже к особенно интенсивным формам организации; об этом достаточно свидетельствует его стремление к общинному быту, его земельная община, его артели и т. под. Жизнь и строение этих организаций определяются внутренним сознанием о праве и не-праве, живущим в народной душе. Этот по преимуществу внутренний характер правосознания русского народа был причиной ошибочного взгляда на отношение нашего
- ↑ П. Новгородцев: «Законодательная деятельность Государственной Думы». См. сборник статей «Первая Государственная Дума». Спб. 1907. Вып. II, стр. 22.
