Россія пережила революцію. Эта революція не дала того, чего отъ нея ожидали. Положительныя пріобрѣтенія освободительнаго движенія все еще остаются, по мнѣнію многихъ, и по сіе время, по меньшей мѣрѣ, проблематичными. Русское общество, истощенное предыдущимъ напряженіемъ и неудачами, находится въ какомъ-то оцѣпенѣніи, апатіи, духовномъ разбродѣ, уныніи. Русская государственность не обнаруживаетъ пока признаковъ обновленія и укрѣпленія, которыя для нея такъ необходимы, и, какъ будто въ сонномъ царствѣ, все опять въ ней застыло, скованное неодолимой дремой. Русская гражданственность, омрачаемая многочисленными смертными казнями, необычайнымъ ростомъ преступности и общимъ огрубѣніемъ нравовъ, пошла положительно назадъ. Русская литература залита мутной волной порнографіи и сенсаціонныхъ издѣлій. Есть отчего притти въ уныніе и впасть въ глубокое сомнѣніе относительно дальнѣйшаго будущаго Россіи. И во всякомъ случаѣ теперь, послѣ всего пережитаго, невозможны уже какъ наивная, нѣсколько прекраснодушная славянофильская вѣра, такъ и розовыя утопіи стараго западничества. Революція поставила подъ вопросъ самую жизнеспособность русской гражданственности и государственности; не посчитавшись съ этимъ историческимъ опытомъ, съ историческими уроками революціи,
Россия пережила революцию. Эта революция не дала того, чего от неё ожидали. Положительные приобретения освободительного движения всё ещё остаются, по мнению многих, и по сие время, по меньшей мере, проблематичными. Русское общество, истощённое предыдущим напряжением и неудачами, находится в каком-то оцепенении, апатии, духовном разброде, унынии. Русская государственность не обнаруживает пока признаков обновления и укрепления, которые для неё так необходимы, и, как будто в сонном царстве, всё опять в ней застыло, скованное неодолимой дрёмой. Русская гражданственность, омрачаемая многочисленными смертными казнями, необычайным ростом преступности и общим огрубением нравов, пошла положительно назад. Русская литература залита мутной волной порнографии и сенсационных изделий. Есть отчего придти в уныние и впасть в глубокое сомнение относительно дальнейшего будущего России. И во всяком случае теперь, после всего пережитого, невозможны уже как наивная, несколько прекраснодушная славянофильская вера, так и розовые утопии старого западничества. Революция поставила под вопрос самую жизнеспособность русской гражданственности и государственности; не посчитавшись с этим историческим опытом, с историческими уроками революции,
