Весь типъ интеллигенціи опредѣляется этимъ сочетаніемъ минимализма и максимализма, при которомъ максимальныя притязанія могутъ выставляться, при минимальной подготовкѣ личности какъ въ области науки, такъ и жизненнаго опыта и самодисциплины, что такъ рельефно выражается въ противуестественной гегемоніи учащейся молодежи, въ нашей духовной пэдократіи.
Иначе воспринимается міръ христіанскимъ подвижничествомъ. Я не буду много останавливаться на выясненіи того, что является цѣлью мірового и историческаго развитія, въ атеистической и христіанской вѣрѣ: въ первой—счастье послѣднихъ поколѣній, торжествующихъ на костяхъ и крови своихъ предковъ, однако, въ свою очередь тоже подлежащихъ неумолимому року смерти (не говоря уже о возможности стихійныхъ бѣдствій), во второй—вѣра во всеобщее воскресеніе, новую землю и новое небо, когда „будетъ Богъ все во всемъ“.
Очевидно, никакой позитивно-атеистическій максимализмъ въ своей вѣрѣ даже отдаленно не приближается къ христіанскому ученію. Но не эта сторона дѣла насъ здѣсь интересуетъ, а то, какъ преломляется то и другое ученіе въ жизни личности и ея психологіи. И въ этомъ отношеніи, въ полной противоположности гордынѣ интеллигентскаго героизма, христіанское подвижничество есть прежде всего максимализмъ въ личной жизни, въ требованіяхъ, предъявляемыхъ къ самому себѣ; напротивъ, острота внѣшняго максимализма здѣсь совершенно устраняется. Христіанскій герой или подвижникъ (по нашей, конечно, нѣсколько условной терминологіи), не ставя себѣ задачъ Провидѣнія и не связывая, стало быть, съ своимъ, да и чьимъ бы то ни было индивидуальнымъ усиліемъ судебъ исторіи и человѣчества, въ своей дѣятельности видитъ прежде всего исполненіе своего долга предъ Богомъ, Божьей заповѣди, къ нему обращенной. Ее онъ обязанъ исполнять съ наибольшей полнотой, а равно проявить возможную энергію и самоотверженность при отысканіи того, что составляетъ его дѣло и обязанность; въ извѣстномъ смыслѣ онъ также долженъ стремиться къ максимализму дѣйствій, но совершенно въ иномъ смыслѣ. Одно изъ наболѣе обычныхъ недоразумѣній от-
Весь тип интеллигенции определяется этим сочетанием минимализма и максимализма, при котором максимальные притязания могут выставляться, при минимальной подготовке личности как в области науки, так и жизненного опыта и самодисциплины, что так рельефно выражается в противоестественной гегемонии учащейся молодежи, в нашей духовной педократии.
Иначе воспринимается мир христианским подвижничеством. Я не буду много останавливаться на выяснении того, что является целью мирового и исторического развития, в атеистической и христианской вере: в первой — счастье последних поколений, торжествующих на костях и крови своих предков, однако, в свою очередь тоже подлежащих неумолимому року смерти (не говоря уже о возможности стихийных бедствий), во второй — вера во всеобщее воскресение, новую землю и новое небо, когда «будет Бог всё во всём».
Очевидно, никакой позитивно-атеистический максимализм в своей вере даже отдалённо не приближается к христианскому учению. Но не эта сторона дела нас здесь интересует, а то, как преломляется то и другое учение в жизни личности и её психологии. И в этом отношении, в полной противоположности гордыне интеллигентского героизма, христианское подвижничество есть прежде всего максимализм в личной жизни, в требованиях, предъявляемых к самому себе; напротив, острота внешнего максимализма здесь совершенно устраняется. Христианский герой или подвижник (по нашей, конечно, несколько условной терминологии), не ставя себе задач Провидения и не связывая, стало быть, с своим, да и чьим бы то ни было индивидуальным усилием судеб истории и человечества, в своей деятельности видит прежде всего исполнение своего долга пред Богом, Божьей заповеди, к нему обращённой. Её он обязан исполнять с наибольшей полнотой, а равно проявить возможную энергию и самоотверженность при отыскании того, что составляет его дело и обязанность; в известном смысле он также должен стремиться к максимализму действий, но совершенно в ином смысле. Одно из наиболее обычных недоразумений от-
