вержцу: «гдѣ ежедневно на святыхъ кострахъ дымится кровь воловъ, коней, овецъ сереброрунныхъ». Въ той-же «Гражинѣ» изображенъ конный нѣмецкій плѣнникъ, стоящій на кострѣ, трижды объятый цѣпью и прикованный къ желѣзному крюку. Но у Мицкевича такія черты составляють только неважныя частности, содержаніе же представляется мужественнымъ подвигомъ, литовки, которая, подъ вліяніемъ вѣрно-понятой любви къ своей странѣ, разрываетъ приготовленныя ея мужемъ, пагубныя для Литвы, связи съ нѣмцами. Большое историческое значеніе Литва пріобрѣла не потому, что держалась своихъ восточныхъ боговъ, но наоборотъ, потому, что съумѣла отречься отъ нихъ и приняла вѣру своихъ враговъ, которой и сдѣлалась, затѣмъ, сама самымъ вѣрнымъ и ревностнымъ апостоломъ. А въ XIV вѣкѣ, она то именно уже сильно была проникнута христіанскимъ элементомъ; князей соединяли съ христіанами многообразныя отношения и вѣра простаго народа уже не была ихъ вѣрою, да наконецъ, и въ дѣйствіяхъ ихъ на первомъ мѣстѣ стояли вовсе вовсе не интересы идолопоклонства, а интересы политическіе. Мицкевичъ превосходно понялъ тогдашнія условія въ «Валленродѣ». Тамъ Вальтеръ Альфъ, уже христіанинъ, обращаетъ Альдону, которая и живетъ затворницей въ орденскомъ городѣ: ни у нея, ни у Валленрода въ мысляхъ не осталось уже никакого слѣда язычества.
Совсѣмъ иначе обработалъ туже тему Кондратовичъ. Въ сказаніе хроники о замкѣ Пулленъ онъ ввелъ всю литовскую миѳологію и изъ человѣческихъ жертвоприношеній сдѣлалъ главную ось, около которой обращаются событія разсказа. Маргеръ только тѣмъ спасаетъ плѣннаго Рансдорфа, что предназначаетъ его къ сожженію въ честь боговъ; боги непремѣнно требуютъ этой жертвы; а когда дочь Маргера Эгле спасаетъ Рансдорфа и убѣгаетъ съ нимъ, то храбрая Литва, вмѣстѣ съ вождемъ, и перебиваетъ сама себя, среди пожара замка. Но если, такимъ образомъ, литовское войско по-
