конѣ и скрылась. Въ виллѣ погасли огоньки, и моряки пошли къ пристани, у которой дожидался ихъ катеръ съ «Коршуна».
Матросы дружно гребли по штилѣвшему океану, который серебрился подъ луной, и брызги воды, падавшія съ веселъ, казались брилліантами. Вотъ и огни «Коршуна», и катеръ присталъ къ борту.
На слѣдующее утро, до восхода солнца, Ашанинъ въ компаніи нѣсколькимъ моряковъ поднимался на маленькой крѣпкой лошадкѣ въ горы. Небольшая кавалькада предоставила себя во власть проводниковъ, которые шли, держась за хвосты лошадей. Впереди ѣхалъ мичманъ Лопатинъ, такъ какъ у него былъ самый старый и опытный проводникъ.
Дорога была въ высшей степени живописна и въ то же время, чѣмъ выше, тѣмъ болѣе казалась опасноюи возбуждала у непривычныхъ къ такимъ горнымъ подъемамъ нервное напряженіе, особенно когда пришлось ѣхать узенькою тропинкой, по одной сторонѣ которой шла отвѣсная гора, а съ другой... страшно взглянуть: глубокая пропасть, откуда долеталъ глухой шумъ воды, бѣжавшей по каменьямъ...
Всѣ подвигались шагомъ, другъ за другомъ. Тропа шла внизъ. Лошади то и дѣло спотыкались. Справа — стѣна, слѣва—пропасть. Ашанину было жутко, и онъ взглядами призывалъ на помощь проводника, безпечно идущаго сзади.
— Не бойтесь, не бойтесь! говорилъ тотъ ломаныхъ англійскимъ языкомъ, —не затягивайте мундштука, лучше бросьте совсѣмъ поводья. Лошадь не первый разъ ходитъ въ горы, добавилъ проводникъ, любовно трепля по шеѣ своего хорошенькаго сѣраго коника.
На половинѣ дороги къ монастырю—цѣль экскурсіи— построенному на верхушкѣ одной изъ горъ, проводники просили, во-первыхъ остановиться и, во-вторыхъ, дать имъ
