— О, съ какимъ восторгомъ посмотрѣлъ бы я, какъ бы ихъ вздернули на висѣлицу! прибавилъ онъ.
Когда обѣдъ былъ конченъ, старикъ и Ашанинъ вышли на террасу, усѣлись въ лонгшезы и оба закурили сигары.
— Не позволите ли, капитанъ, предложить вамъ рюмку портвейна? спросилъ Володя.
— Не прочь, сэръ...
Подали бутылку. Ашанинъ налкглъ рюмки, и они чокнулись.
Сдѣлавъ два три глотка, капитанъ началъ:
— Вы, конечно, знаете, сэръ, что моряки народъ съ предразсудками... Не знаю, какъ у васъ, у русскихъ моряковъ, но думаю, что и они... не любятъ понедѣльниковъ... Что вы на это скажете?
— Есть такіе, что не любятъ! отвѣтилъ улыбаясь Ашанинъ.
— Ну, такъ вы поймете, сэръ, что въ тотъ проклятый понедѣльникъ, когда я въ шесть часовъ утра вышелъ наверхъ и увидалъ, что паруса на «Джекѣ» повисли, словно старыя тряпки, и самъ «Джекъ» —а «Джекъ», сэръ, былъ отличный баркъ, вставилъ капитанъ, —недвижно покачивается на зыби, точно сонная черепаха, я былъ не въ духѣ... Будь это въ океанѣ—не бѣда, а то въ Китайскомъ морѣ... И—знаете ли—какое-то предчувствіе, что что-нибудь да случится скверное, невольно закрадывалось въ сердце... Бываютъ такія предчувствія... Не улыбайтесь, молодой джентльменъ... Посмотрѣлъ я кругомъ... На небѣ ни облачка... горизонтъ чистъ... жара адская... Вышелъ и Дженкинсъ, мой помощникъ... Тоже смотритъ, и тоже бѣдняга не въ духѣ... «Мертвый», говорить, «штиль, мистеръ Смитъ!» — «Мертвый», говорю, «штиль, Дженкинсъ!» Ну, мы, знаете ли, по морской привычкѣ, начали насвистывать вѣтеръ... Толку нѣтъ... Бросили свистать, и я велѣлъ юнгѣ варить кофе... Ходимъ мы съ Дженкинсомъ по палубѣ и оба молчимъ. И вдругъ Дженкинсъ говоритъ; «А сегодня понедѣльникъ,
