моей стороны вызова, что подтвердятъ и свидѣтели, хватилъ меня два раза по лицу... Вотъ такъ, г. судья...»
И полисменъ наглядно показалъ, какъ русскій матросъ «хватилъ» его.
— Синякъ до сихъ поръ есть. Не угодно ли взглянуть, г. судья... Вотъ здѣсь, подъ лѣвымъ глазомъ...
— Ну, однако не большой, кажется? замѣтилъ серіозно судья...
— Не большой, г. судья.
— Совѣтую примачивать арникой... скоро пройдетъ.
— И такъ пройдетъ, г. судья! добродушно проговорилъ сипай.
Тогда судья повернулъ голову въ сторону, гдѣ сидѣлъ русскій матросъ, и проговорилъ, обращаясь къ Ашанину:
— Потрудитесь сообщить обвиняемому показаніе истца.
Ашанинъ изложилъ Ефремову сущность показанія и спросилъ:
— Вѣрно онъ показываетъ, Ефремовъ?
— Доложно, вѣрно, ваше благородіе... Помню, что вдарилъ арапа, ваше благородіе!
Володя поднялся и сказалъ судьѣ, что перевелъ показаніе истца.
Тогда судья обратился къ Ефремову и сказалъ:
— Подсудимый, встаньте!
— Встань, Ефремовъ!
— Есть, ваше благородіе! отвѣтилъ вскакивая Ефремовъ.
— Подсудимый! Разскажите по чистой совѣсти, какъ было дѣло... Согласны ли вы съ обвиненіемъ истца, или не согласны?..
— Разсказывай, Ефремовъ...
Ефремомъ моргалъ глазами и молчалъ.
— Да говори же что-нибудь, Ефремовъ! И смотри на судью, а не на меня...
— Слушаю, ваше благородіе, но только доказывать мнѣ нечего, ваше благородіе.
