въ глухомъ Печелійскомъ заливѣ, гдѣ не было даже открытыхъ для европейцевъ китайскихъ портовъ, куда можно было бы съѣхать на берегъ, не представляла ничего привлекательнаго, да и близость встрѣчи съ адмираломъ, признаться, не очень-то радовала. О немъ ходили слухи, какъ объ очень строгомъ, требовательномъ и педантичномъ человѣкѣ и притомъ заносчивомъ и надменномъ, держащемъ себя съ неприступностью англійскаго лорда.
Особенно смущала эта встрѣча, то-есть близость смотра старшаго офицера—Андрея Николаевича. Ему, ревниво заботившемуся о любимомъ имъ «Коршунѣ», все казалось, что «Коршунъ» вдругъ да какъ-нибудь осрамится на адмиральскомъ смотру, и Андрей Николаевичъ со времени полученія предписанія сдѣлался очень нервенъ и еще съ большею педантичностью—если только возможно было допустить большую—во все время перехода bзъ Гонконга въ Печелійскій заливъ осматривалъ всѣ уголки корвета и во время разныхъ ученій обнаруживалъ нетерпѣливость и даже раздражительность. Несмотря на то, что матросы лихо работали и вообще знали свое дѣло отлично, Андрей Николаевичъ—этотъ добровольный мученикъ своего долга и притомъ трусившій всякаго начальства—не могъ успокоиться, хотя и старался скрыть это отъ постороннихъ глазъ.
Черезъ нѣсколько дней «Коршунъ», послѣ полудня, входилъ подъ всѣми парусами на Печелійскій рейдъ, салютуя контръ-адмиральскому флагу, поднятому на крюйсъ-брамъ-стеymгѣ *) внушительнаго флагманскаго фрегата «Роксана», около котораго стоялъ небольшой, стройный красавецъ— клиперъ «Чайка» со своею бѣлою полоской вокругъ чернаго борта и бѣлоснѣжною трубой.
- ) Окончаніе бизань-мачты; сначала идетъ бизань-мачта, продолженіе ея называвается крюйсъ-стеньгой, а продолженіе послѣдней крюйсъ-брамъ-стеньгой. Эти части дѣлаются или изъ трехъ кусковъ рангоутнаго (крутлаго) дерева или изъ одного цѣлаго куска.
