— Господи! какая прелесть! вырвалось у Володи, и онъ побѣжалъ внизъ, чтобы переодѣться въ штатское платье и скорѣй ѣхать на берегъ.
— Что, Ворсунька, видѣлъ, какъ здѣсь хорошо? говорилъ онъ Ворсунькѣ, который уже догадался приготовить своему барину пару изъ тонкой чечунчи и шляпу въ видѣ шлема, обмотанную кисеей.
— То-то хорошо, ваше благородіе. Красивый островокъ. И городъ, говорилъ Бастрюковъ, довольно даже пріятный, и все купить можно... И народъ ласковый, довѣрчивый, даромъ что темнокожій... Должно, арапы будутъ, ваше благородіе?
— Не арапы, то-есть не негры, которыхъ ты называешь арапами, а канаки. И они, братъ, не черные, а темнокоричные.
— Въ родѣ малайцевъ, значитъ, ваше благородіе?
— Да. Канаки отъ малайцевъ и произошли, одного племени.
— А вѣра ихъ какая будетъ, ваше благородіе? Язычники?
— Есть и христіане, а есть и язычники...
— И, подумаешь, много всякихъ народовъ, ваше благородіе, живетъ на свѣтѣ. Какихъ только не повидаешь націевъ... Домой, коли на побывку послѣ плаванія пустятъ, придешь — такъ въ деревнѣ и не повѣрятъ, что такіе народы есть... Пожалуйте, ваше благородіе, пинджакъ...
— Да ты не подавай, я самъ надѣну. А, небойсь, ты соскучился по деревнѣ?
— Еще какъ соскучился, ваше благородіе... Служить ничего, грѣхъ жаловаться, никто не забиждаетъ, а при васъ, что и говорить... Но только все-таки... Главная причина: бабу свою жаль! прибавилъ Ворсунька.
— Еще около двухъ лѣтъ намъ плавать, Ворсунька, а тамъ и въ побывку пойдешь.
— Пустятъ?
