нерку (шифоньерку), говорилъ Ворсунька, — и платье развѣсимъ, какъ слѣдоваетъ, какъ попъ пріѣдетъ.
— Ну, ладно...
— А теперь ступайте, баринъ, чайку попить. Господа ардемарины кушаютъ, а я вамъ постель сдѣлаю.
Володя направился въ гардемаринскую каюту и былъ радостно привѣтствованъ нѣсколькими молодыми людьми, годомъ старше его по выпуску и знакомыми еще по корпусу. Тотчасъ же его познакомили и съ двумя штурманскими кондукторами.
Въ маленькой каютѣ, въ которой помѣщалось восемь человѣкъ и гдѣ столъ занималъ почти все свободное пространство, было тѣсно, но зато весело. Юные моряки шумно болтали о «Коршунѣ», о капитанѣ, о Парижѣ и Лондонѣ, куда всѣ собирались съѣздить, о разныхъ прелестныхъ мѣстахъ роскошныхъ тропическихъ странъ, которыя придется посѣтить, и пили чай стаканъ за стаканомъ, уничтожая булки съ масломъ.
И жидковатый чай, и хлѣбъ, и масло казались Володѣ въ этотъ вечеръ особенно вкусными, а всѣ молодые люди милыми.
Разошлись около полуночи, и Володя, вернувшись въ свою каютку, быстро раздѣлся, впрыгнулъ на верхнюю койку, чуть не ударившись головой о потолокъ, и, юркнувъ подъ мягкое шерстяное одѣяло, связанное матерью, почти мгновенно уснулъ съ смутными мыслями о близкихъ, о корветѣ и о чемъ-то безпредѣльно счастливомъ и хорошемъ впереди.
