Ашанинъ незаставилъ себя ждать и явился къ адмиралу.
— Очень радъ васъ видѣть, любезный другъ... Очень радъ! любезно говорилъ адмиралъ, пожимая Ашанину руку. — Садитесь, пожалуйста... Прошу курить... Вотъ папироски.
— Благодарю, ваше превосходительство, у меня свои.
— Охота вамъ курить свои... Ваши вѣдь хуже. Курите мои.
— Я доволенъ своими.
— Ну какъ знаете... А все лучше попробуйте мои! потчевалъ адмиралъ.
Ашанинъ, улыбаясь, взялъ адмиральскую папиросу.
Адмиралъ нѣсколько секундъ молчалъ, вперивъ глаза въ Ашанина, и наконецъ проговорилъ:
— А знаете, что я вамъ скажу, Ашанинъ... Вѣдь вы не дурно перевели то, что я вамъ поручилъ... И слогъ у васъ есть... Гладко написано... Это весьма полезно для морского офицера умѣть хорошо излагать свои мысли... Очень даже полезно... Не правда ли?
— Совершенно вѣрно, ваше превосходительство.
— А то другой и не глупый человѣкъ, видитъ много интереснаго и по морскому дѣлу и такъ вообще, а написать не умѣетъ... да... И ни съ кѣмъ не можетъ подѣлиться своими свѣдѣніями, напечатать ихъ напримѣръ въ «Морскомъ сборникѣ»... И это очень жаль.
Ашанинъ слушалъ и недоумѣвалъ, къ чему ведетъ рѣчь адмиралъ и зачѣмъ собственно онъ его призвалъ. А адмиралъ между тѣмъ подвинулъ къ Ашанину ящикъ съ папиросами и, закуривъ самъ, продолжалъ:
— Совѣтую вамъ обратить на это вниманіе. У васъ есть способность писать... И вы должны писать... Что вы на это скажете?
Зардѣвшійся Ашанинъ отвѣчалъ, что до сихъ поръ не думалъ объ этомъ вопросѣ, при чемъ утаилъ однако отъ адмирала, что извелъ уже не мало бумаги на сочи-
