— Правда. Вчера я читалъ копію. Адмиралъ мнѣ показывалъ.
Въ каютъ-компаніи раздались удивленныя восклицанія.
— Васъ, какъ видно, удивляетъ это, господа? замѣтилъ съ улыбкою Василій Ѳедоровичъ.
— Еще бы! воскликнулъ Лопатинъ.
— Признаться, и я изумленъ! проговорилъ старшій офицеръ. — Положимъ, командиръ клипера велъ себя во время крушенія молодцомъ, но все-таки я не слыхалъ, чтобы капитановъ, имѣвшихъ несчастіе разбить суда, представляли къ наградамъ...
— И я не слыхивалъ такихъ примѣровъ! промолвилъ въ свою очередь и старшій штурманъ.
— А Корневъ тѣмъ и замѣчателенъ, что поступаетъ не такъ, какъ поступаютъ люди рутины и укоренившихся предразсудковъ, и за то я особенно его уважаю! горячо проговорилъ Василій Ѳедоровичъ, — Онъ не боится того, какъ посмотрятъ на его представленіе въ Петербургѣ, и, повѣрьте, господа, настоитъ на своемъ. Онъ не похожъ на тѣхъ, кто въ каждомъ несчастіи, столь возможномъ на морѣ, видитъ прежде всего вину... Онъ, какъ истинный морякъ, самъ много плававшій, понимаетъ и цѣнитъ отвагу, рѣшительность и мужество и знаетъ, что эти качества необходимы моряку. Въ нашемъ ремеслѣ, господа, нужна, конечно, бдительность и осторожность, но только осторожность, не имѣющая ничего общаго съ трусостью, которая всюду видитъ опасность. Есть еще и другая трусость и часто у моряковъ, отважныхъ по натурѣ, это — трусость передъ начальствомъ, страхъ отвѣтственности въ случаѣ какого-нибудь несчастія. Такіе моряки могутъ и счастливо плавать, но они все-таки не моряки въ истинномъ значеніи этого слова, и боевой адмиралъ на нихъ не можетъ разсчитывать. Они похожи на того адмирала давно прошедшаго времени, который, услышавъ выстрѣлы въ морѣ, не пошелъ
