ника, стоявшаго на вахтѣ вчера съ восьми до двѣнадцати ночи! отвѣчалъ младшій штурманъ.
— Отвѣтить! приказалъ Ашанину капитанъ и въ то же время подумалъ: «замѣтилъ, что прозѣвали», и рѣшилъ про себя заступиться за Невзорова.
Молодой лейтенантъ, мечтательно пускавшій дымъ колечками и вспоминавшій вѣроятно о женѣ, сразу вернулся къ дѣйствительности, когда артиллеристъ Захаръ Петровичъ пришелъ сверху и принесъ извѣстіе о сигналахъ. Онъ вдругъ сдѣлался мраченъ и со вздохомъ проговорилъ:
— Хоть бы отъ адмирала скорѣй избавиться... Съ нимъ только однѣ непріятности!
— Бѣдный Александръ Иванычъ!.. И попадетъ же вамъ отъ этого безпокойнаго дьявола! съ притворнымъ участіемъ проговорилъ Первушинъ.
— И безъ васъ знаю, что попадетъ! сухо отрѣзалъ Невзоровъ.
— Если и попадетъ, то слегка, а то и вовсе не попадетъ! неожиданно произнесъ Степанъ Ильичъ, только что взявшій высоты и сидѣвшій на концѣ стола за вычисленіями. Онъ ужъ забылъ, какъ сердился вчера на «моряка съ Невскаго проспекта», и спѣшилъ его успокоить.
— Вы думаете, СтепанъИльичъ?
— Увѣренъ. Корневъ отходчивъ. До Нагасаки совсѣмъ успокоится. Да наконецъ вѣдь мы и не упустили его, а лихо догнали. Вывѣдали только, куда идемъ— вотъ и всего.
Эти успокоительный слова произвели свое дѣйствіе, и Невзоровъ просвѣтлѣлъ.
На «Витязѣ» тѣмъ временемъ взвился новый сигналъ: «лечь въ дрейфъ», и Ашанинъ, первый разъ въ жизни производившій такой маневръ, сталъ командовать, напрасно стараясь скрыть волненіе, овладѣвшее имъ и сказывающееся въ дрожащихъ ноткахъ его громкаго звучнаго голоса.
Черезъ нѣсколько минутъ оба корвета почти непо-
