серіозный и привѣтливый, какимъ его привыкли всѣ вндѣть наверху. Но однажды, когда Ашанинъ вошелъ въ капитанскую каюту, чтобы возвратить книгу и взять другую изъ библіотеки капитана, онъ засталъ Василія Ѳедоровича съ такимъ грустнымъ страдальческимъ выраженіемъ лица, что подумалъ: неболенъ ли капитанъ? И онъ хотѣлъ было уйти, чтобы не безпокоить капитана, но Василій Ѳедоровичъ проговорилъ:
— Идите, идите, Владиміръ Никблаичъ... Берите, что вамъ нужно.
— Но я боюсь безпокоить васъ.
— Нисколько...
— Мнѣ показалось, что вы больны, Василій Ѳедорычъ...
— Я здоровъ. Просто захандрилось послѣ непріятнаго письма о болѣзни матушки... ну я немного и раскисъ! съ невеселою улыбкой сказалъ капитанъ. — Вдали малоли какія мучительныя мысли приходятъ въ голову... Вѣроятно, и вы, Владиміръ Николаичъ, подчасъ такъ же тревожитесь за своихъ близкихъ. Что, всѣ ваши здоровы?
— Очень тревожусь, Василій Ѳедорычъ... По послѣднему письму все дома благополучно, но вѣдь письмо шло три мѣсяца...
— И порой скучаете, конечно?
— Еше какъ, Василій Ѳедорычъ! добродушно признался Володя.
— Еще бы! Вы думаете, и я не скучаю? усмѣхнулся капитанъ. — Вѣдь это только въ глупыхъ книжкахъ моряковъ изображають какими-то «морскими волками», для которыхъ будто бы ничего не существуетъ въ мірѣ кромѣ корабля и моря. Это клевета на моряковъ. И они, какъ и всѣ люди, любятъ землю со всѣми ея интересами, любятъ близкихъ и друзей — словомъ, интересуются не однимъ только своимъ дѣломъ, но и всѣмъ, что должно занимать сколько-нибудь образованнаго и развитого человѣка... Не правда ли?
