А самъ Людоѣдъ принялся тянуть вино, въ восторгѣ, что будетъ чѣмъ угостить пріятелей на славу. — И хватилъ онъ стакановъ двѣнадцать больше обыкновеннаго, такъ-что голова у него нѣсколько закружилась, и онъ отправился спать.
У Людоѣда было семеро дочерей, еще въ ребяческомъ возрастѣ. — Эти маленькія людоѣдки имѣли прекрасный цвѣтъ лица, потому что питались человѣчьимъ мясомъ, въ подражанье папашѣ. Но глаза у нихъ были чуть замѣтные, сѣрые, круглые; носъ крючкомъ, ротъ — непомѣрной величины съ длинными, острыми, рѣдкими зубами. — Онѣ были еще не очень злы, но уже показывали свирѣпый характеръ, ибо кусали маленькихъ дѣтей и пили ихъ кровь.
Ихъ уложили спать спозаранку. Всѣ семеро лежали на большой кровати, и у каждой изъ семерыхъ былъ на головѣ золотой вѣнокъ.
Въ той же самой комнатѣ стояла другая кровать, такой же величины. На эту то кровать жена Людоѣда положила семерыхъ мальчиковъ, послѣ чего и сама отправилась спать къ своему мужу.
Мальчикъ-съ-Пальчикъ замѣтилъ, что у дочерей Людоѣда на головахъ золотые вѣнки. Онъ боялся, чтобы Людоѣду не пришла вдругъ фантазія теперь же ихъ зарѣзать. — Вотъ онъ взялъ да и поднялся посреди ночи, снялъ съ братьевъ и съ своей головы ночныя шапочки, снялъ также — потихоньку — золотые вѣнки съ дочерей Людоѣда, и надѣлъ имъ на головы шапочки, а себѣ и братьямъ вѣнки, — для того, чтобы Людоѣдъ принялъ мальчиковъ за своихъ дочерей, а дочерей своихъ за мальчиковъ, которыхъ онъ хотѣлъ перерѣзать.
Штука удалась, какъ онъ разсчитывалъ. — Людоѣдъ проснулся, и сталъ жалѣть, зачѣмъ онъ отложилъ на завтра то, что̀ могъ сдѣлать сегодня.
Онъ сейчасъ соскочилъ съ кровати и, схвативъ большой ножъ, сказалъ:
А сам Людоед принялся тянуть вино, в восторге, что будет чем угостить приятелей на славу. И хватил он стаканов двенадцать больше обыкновенного, так что голова у него несколько закружилась, и он отправился спать.
У Людоеда было семеро дочерей, ещё в ребяческом возрасте. Эти маленькие людоедки имели прекрасный цвет лица, потому что питались человечьим мясом, в подражанье папаше. Но глаза у них были чуть заметные, серые, круглые; нос крючком, рот — непомерной величины с длинными, острыми, редкими зубами. Они были ещё не очень злы, но уже показывали свирепый характер, ибо кусали маленьких детей и пили их кровь.
Их уложили спать спозаранку. Все семеро лежали на большой кровати, и у каждой из семерых был на голове золотой венок.
В той же самой комнате стояла другая кровать, такой же величины. На эту-то кровать жена Людоеда положила семерых мальчиков, после чего и сама отправилась спать к своему мужу.
Мальчик-с-Пальчик заметил, что у дочерей Людоеда на головах золотые венки. Он боялся, чтобы Людоеду не пришла вдруг фантазия теперь же их зарезать. Вот он взял да и поднялся посреди ночи, снял с братьев и со своей головы ночные шапочки, снял также — потихоньку — золотые венки с дочерей Людоеда и надел им на головы шапочки, а себе и братьям венки, — для того, чтобы Людоед принял мальчиков за своих дочерей, а дочерей своих за мальчиков, которых он хотел перерезать.
Штука удалась, как он рассчитывал. Людоед проснулся и стал жалеть, зачем он отложил на завтра то, что мог сделать сегодня.
Он сейчас соскочил с кровати и, схватив большой нож, сказал:
