прѣсной, но плотность эта не одинакова. Если я возьму плотность прѣсной воды, то найду 1/28000 въ Атлантическомъ океанѣ, 1/26000 въ Тихомъ океанѣ, 1/30000 въ Средиземномъ морѣ…
— А! подумалъ я, онъ бываетъ и въ Средиземномъ морѣ!
— 1/18000 въ Іонійскомъ морѣ и 1/29000 въ Адріатическомъ…
Значитъ „Наутилусъ“ совсѣмъ не избѣгалъ морей, посѣщаемыхъ европейцами! Я изъ этого заключилъ, что когда нибудь и мы, — а можетъ даже и скоро, — будемъ у береговъ болѣе цивилизованныхъ. Я подумалъ, что Недъ Лендъ узнаетъ это съ особеннымъ удовольствіемъ.
Нѣсколько времени мы цѣлые дни проводили въ опытахъ, которые производились и надъ соленостью воды, надъ ея прозрачностью, надъ ея окраскою и надъ электризаціей, — и во всѣхъ этихъ случаяхъ капитанъ Немо выказывалъ удивительную находчивость и сообразительность.
Затѣмъ, когда опыты были окончены, я не видалъ его нѣсколько дней и снова жилъ отшельникомъ на „Наутилусѣ“.
16 января „Наутилусъ“, казалось, заснулъ на нѣсколькихъ только метрахъ подъ поверхностью воды. Электрическіе снаряды не дѣйствовали, винтъ былъ неподвиженъ и судно тихонько скользило по произволу струй.
Я предполагалъ, что экипажъ занятъ какими нибудь починками внутри корабля.
Въ это же время я съ товарищами были свидѣтелями любопытнаго зрѣлища. Филенки залы оставались открытыми и такъ какъ фонарь „Наутилуса“ не былъ приведенъ въ дѣйствіе, то посреди водъ господствовала темнота. Небо было покрыто облаками и слабо отвѣщало первые слои океана.
Самыя большія рыбы казались теперь едва начертанными тѣнями. Вдругъ „Наутилусъ“ освѣтился. Сначала я думалъ, что зажгли фонарь и что электрическій свѣтъ происходитъ отъ него, но я ошибся и послѣ скораго наблюденія увидѣлъ свое заблужденіе.
„Наутилусъ“ плылъ среди фосфорическаго слоя, который въ этой темнотѣ казался ослѣпительнымъ.
Свѣтъ этотъ происходитъ отъ миріадовъ свѣтящихся микроскопическихъ животныхъ, которыхъ блескъ увеличивался отъ соприкосновенія съ металическимъ корпусомъ подводнаго судна.
