Процессія лодокъ и тендеровъ провожала фрегатъ до самаго маяка.
Пробило три часа. Лоцманъ сѣлъ въ свою шлюбку и добрался до маленькой шкуны, которая ждала его подъ вѣтромъ. Огонь усилили; винтъ сталъ ударять по волнамъ быстрѣе; фрегатъ шелъ вдоль желтаго и низкаго Лонгъ-Эйлендскаго берега, а къ восьми часамъ вечера, потерявъ изъ виду на сѣверо-востокѣ огни Фейръ-Эйленда, понесся на всѣхъ парахъ по темнымъ водамъ Атлантическаго океана.
Капитанъ Фаррагютъ былъ морякъ отличный, вполнѣ достойный „Авраама Линкольна“. Онъ, можно сказать, совершенно сливался съ своимъ кораблемъ. Существованіе чудовища не подлежало у него никакому сомнѣнію и онъ даже не позволялъ на своемъ кораблѣ никакихъ пересудовъ по этому поводу. Капитанъ Фаррагютъ вѣрилъ въ чудовище, какъ иныя старушки вѣрятъ въ библейскую тварь Левіафана, не разумомъ, а сердцемъ. Чудовище существовало и капитанъ Фаррагютъ очиститъ отъ него моря, — онъ въ этомъ поклялся. Это былъ своего рода родосскій рыцарь, который шелъ на встрѣчу змѣю, раззорявшему его островъ. Что нибудь одно: или капитанъ Фаррагютъ истребитъ нарвала, или нарвалъ истребитъ капитана Фаррагюта. Середины тутъ не было.
Офицеры совершенно раздѣляли мнѣніе своего начальника; надо было послушать, какъ они разговаривали, толковали, судили, спорили и взвѣшивали возможные шансы и какъ наблюдали необозримую ширь океана. То тотъ, то другой добровольно отправлялся на вахту, тогда какъ при всякомъ другомъ обстоятельствѣ каждый изъ нихъ жаловался бы и проклиналъ такую каторгу. Пока солнце описывало свой дневный кругъ, матросы постоянно тѣснились на рангоутѣ, словно на палубѣ доски жгли имъ ноги и они не могли тутъ устоять. А еще „Авраамъ Линкольнъ“ не касался своимъ форъ-штевенемъ подозрительныхъ водъ Тихаго океана.
