въ его волнахъ; онъ говоритъ: „Въ знакъ этого чуда море приняло алый цвѣтъ и никто послѣ этого не могъ его иначе называть, какъ только Краснымъ моремъ". Онъ говоритъ это стихами.
— Ну, Богъ съ нимъ! я на поэтовъ въ этомъ случаѣ не полагаюсь. Вы лучше скажите, какъ вы объ этомъ думаете.
— Я думаю, г. Аронаксъ, что это переводъ Еврейскаго слова Edrom и что древніе крестили море этимъ именемъ потому, что воды его отличаются особою окраскою.
— Однако до еихъ поръ я не вижу никакой особой окраски, капитанъ: волны прозрачны и совершенно такія же какъ въ другихъ моряхъ.
— Да, пока еще нѣтъ ничего особеннаго, но когда мы войдемъ въ глубину залива, вы замѣтите большое различіе. Я помню, видѣлъ Торскую бухту, такъ она была совершенно красная, - точно кровавое озеро.
— Чему же вы приписываете эту красноту: присутствію микроскопическихъ водорослей?
— Да, это слизистое пурпуровое вещество, отдѣляемое микроскопическими растеньицами, такъ называемыми волосатками. На одинъ квадратный милиметръ приходится сорокъ тысячъ этихъ волосатокъ. Когда мы войдемъ въ Торскую бухту, вы быть можетъ, увидите ихъ.
— Значитъ вы не въ первый разъ плывете на „Наутилусѣ" по Чермному морю?
— Не въ первый, г. профессоръ.
— Вы упомянули о переходѣ Израильтянъ черезъ Чермное море и о несчастій, которое постигло Египтянъ: — позвольте васъ спросить, капитанъ, вы не полюбопытствовали исслѣдовать подъ водами мѣето этого замѣчательнаго происшествія?
— Нѣтъ, г. профессоръ, и я имѣлъ на это достаточную причину.
— Какую же?
— Такую, что именно то самое мѣсто, гдѣ Моисей прошелъ со своимъ народомъ, такъ теперь занесено пескомъ, что вода едва покрываетъ копыта верблюдовъ. Понятно, что мой „Наутилусъ" не могъ тамъ плавать.
— А гдѣ это мѣсто, капитанъ?
— Это мѣсто находится немного повыше Суэза въ рукавѣ,
