— 817
глаза его вспыхивали, губы сжимались и я всегда боялся, что онъ вдругъ взбѣленится и выкинетъ какую нибудь очень непріятную для всѣхъ штуку.
Въ этотъ день, 14 марта, Консейль и Недъ Лендъ явились въ мою комнату.
Я спросилъ, что имъ надо.
— Надо васъ спросить, г. профессоръ, отвѣтилъ канадецъ.
— Спрашивайте Недъ.
— Какъ вы полагаете, г. профессоръ, сколько человѣкъ на бортѣ „Наутилуса“?
— Не знаю, Недъ.
— Мнѣ кажется, что на такое судно не требуется много людей, г. профессоръ?
— И мнѣ тоже кажется, Недъ. По моему десяти человѣкъ совершенно достаточно.
— Такъ зачѣмъ же ихъ тутъ больше? спросилъ канадецъ.
— Зачѣмъ? повторилъ я.
— Да, зачѣмъ?
— Видите ли, Недъ, я сказать навѣрное ничего не могу на это; но мнѣ кажется, что „Наутилусъ“ не только корабль, но и мѣсто убѣжища для тѣхъ, кто, подобно капитану Немо, прервалъ всѣ сношенія съ обществомъ.
— Можетъ быть, но, съ позволенія ихъ чести, вѣдь въ „Наутилусѣ“ нельзя такъ сбираться, какъ въ другомъ мѣстѣ, сказалъ Консейль. Пусть ихъ честь намъ скажетъ, сколько именно человѣкъ здѣсь можетъ быть.
— Какъ же я могу это сказать, Консейль?
— Ихъ честь можетъ расчитать. Ихъ честь знаетъ, какое это судно, сколько воздуху оно можетъ запасти; ихъ честь тоже знаетъ, сколько каждый человѣкъ потребляетъ воздуху, — значитъ, надо еще замѣтить, что „Наутилусъ“ выплываетъ каждые двадцать четыре часа...
Рѣчи Консейля не отличались особой ясностью, но я понялъ, что онъ хотѣлъ сказать.
— Я понимаю, Консейль, сказалъ я. Расчитать это не трудно, но врядъ ли разсчетъ этотъ будетъ вѣрный.
— Ничего, ничего! сказалъ Недъ Лендъ. Вы все-таки разсчитайте!