Чоненпенъ, и доложилъ, что, по словамъ китайцевъ, у д. Ходепфуза сосредоточено 4.000 ч. японской пѣхоты. Я не придалъ никакой цѣны этому донесенію, но оно меня возмутило: сказать Абадзіеву, что въ 8 верстахъ отъ насъ собраны такія значительныя силы противника, да еще на ночь, значило лишить насъ спокойствія и сна на всю ночь. Я довольно рѣзко пояснилъ офицеру, что указанный китайцами пунктъ находится всего въ разстояніи 4 верстъ отъ расположенія высылавшей его на развѣдку заставы и отдѣляется всего однимъ гребнемъ, при чемъ съ высоты 210, въ 3-хъ верстахъ отъ заставы, должна быть видна долина д. Ходепфузы и вѣроятно самая деревня; поэтому непровѣрку привезеннаго имъ слуха считаю полнымъ непониманіемъ отправленія сторожевой и развѣдывательной службы. Я никоимъ образомъ не хотѣлъ и не хочу дѣлать Хвощенскому, позднѣе доблестно павшему на полѣ брани, упрека въ робости, но отмѣчаю фактъ непониманія имъ своихъ обязанностей. Допустимъ, что командиръ сотни не предписалъ ему развѣдки у д. Ходяпфуза, и онъ исполнилъ все ему порученное, но неужели, узнавъ о столь близкомъ присутствіи значительныхъ силъ противника, угрожавшихъ прежде всего заставѣ, отъ которой онъ и былъ высланъ для ея же обезпеченія, онъ не долженъ былъ догадаться немедленно продолжить развѣдку, что допускало и время, и разстояніе. Къ сожалѣнію, командиръ сотни Арсеньевъ жестоко обидѣлся на меня, особенно въ виду того, что Хвощенскій былъ его товарищемъ по Л. Гв. Уланскому полку, и въ оправданіе своего офицера говорилъ, что ему не было приказано высылать офицерскихъ разъѣздовъ, а онъ по собственной иниціативѣ (подумаешь какая жертва!) побезпокоилъ Хвощенскаго, и теперь вдругъ, вмѣсто благодарности, недовольство. Я сказалъ, что лучше и не посылать офицера, если онъ не имѣетъ представленія о службѣ развѣдыванія и охраненія, а можетъ только кататься и ни о чемъ не размышлять. Я считаю Арсеньева однимъ изъ лучшихъ и храбрѣйшихъ офицеровъ арміи, но, подобно и другимъ, онъ конечно не былъ далекъ отъ общей рутины и не могъ признать моего авторитета, ибо
