письменнаго приказа Графа Келлера, при командующемъ бригадой, какъ начальникъ штаба.
Абадзіевъ. — Полковникъ Д. состоялъ начальникомъ штаба бригады, а не въ моемъ распоряженіи, какъ командира полка, и не въ полку.
Д. — Получивъ разрѣшеніе уѣхать, я воспользуюсь имъ сейчасъ и прошу также разрѣшить мнѣ не являться, по случаю отбытія.
Г. — Пожалуйста не безпокойтесь.
Итакъ меня выгнали, показавъ на глазахъ у всѣхъ офицеровъ, что я представляю изъ себя нѣчто ненужное, лишнее въ арміи, человѣка, съ которымъ можно обращаться не стѣсняясь, при чемъ слѣдуетъ замѣтить, что въ нашей арміи вообще стѣснялись, не удаляли, не прогоняли, а все терпѣли и прощали. О, сколько надо было силы воли, чтобы сдержаться и не преступить дисциплины (я не понимаю, какъ могъ я это выносить, но вѣроятно чувствовалъ инстинктивно, что надо терпѣть, и что голова моя еще пригодится для исполненія своего долга передъ несчастной арміей и Родиной), особенно потому, что меня оскорблялъ не просто офицеръ и генералъ, а человѣкъ съ опозоренной въ мирное время репутаціей и уже доказавшій свою несостоятельность на войнѣ. Дѣйствительно же я находился въ немилости, если и этотъ провинившійся жалкій старикъ смѣлъ третировать меня. А вѣдь я могу припомнить иныя времена: когда я былъ старшимъ адъютантомъ дивизіи, то командиръ гвардейскаго полка ухаживалъ за мной, пріѣзжалъ поздравлять меня по большимъ праздникамъ и даже съ днемъ ангела, насильно поилъ своимъ кислымъ донскимъ виномъ, а когда я былъ начальникомъ штаба дивизіи, то отставленный отъ дивизіи генералъ заискивалъ при встрѣчахъ, первый привѣтствовалъ и разсыпался въ любезностяхъ. За то теперь ему казалось была подходящая минута выказать всю свою фальшь и притворство. Должно быть картина была тягостная, потому что едва я отошелъ отъ начальства (и это называется начальство!!), ко мнѣ подошелъ Свѣшниковъ и началъ клясться, что онъ ни при чемъ и не интриговалъ о своемъ назначеніи начальникомъ штаба.
