за небольшою рѣчкой, на возвышенности, стояла деревушка. Жителей тамъ не было—всѣ убрались въ лѣса. Тамъ выбрали избу, устроили баню, въ которой нѣсколько разъ парились; одинъ разъ и меня туда затащили. Узнали о банѣ пѣхотные офицера и просили истопить ее для нихъ; мы послали людей и они вмѣсто бани нашли только пустое мѣсто. Баню нашу кто-то перетащилъ къ себѣ, да и вообще всѣ избы были растащены и перестроены на бивуаки.
Всѣ эти прилегавшія къ лагерямъ селенія и деревни были оставлены жителями. Помѣщики, забравъ, что было получше, уѣхали дальше, а простой народъ съ имуществомъ убрался въ лѣса. Для продовольствія подвозили сухари и крупу; давали изрѣдка воловъ для говядины, водку и овесъ; сѣно и солому доставали фуражировкой по окружнымъ селеніямъ. Я почти во все время нашей стоянки подъ Тарутинымъ не могъ ѣздить, прочіе же офицеры ѣздили по-очереди, сперва близко, а потомъ верстъ за двадцать или за тридцать. Достали повозокъ и на нихъ ѣздили за фуражемъ. Не успѣетъ одинъ офицеръ пріѣхать, какъ уже другой отправляется. Искали и интересовались доставать немолоченный овесъ въ снопахъ; нерѣдко доставали его, а потому значительно поправили лошадей. Лошади сперва ѣли все—и колосья, и самую солому, а потомъ уже стали объѣдать одни колосья. Ѣздившіе на фуражировку офицеры брали въ опустошенныхъ помѣщичьихъ домахъ разную мебель. Были въ бивуакахъ—краснаго дерева ломберные столы, кресла и стулья, правда, все попорченное: столикъ на трехъ ножкахъ, а четвертая какъ-нибудь прибита гвоздями; кресла и стулья оборванные, также съ обломанными ножками. У насъ бивуакъ былъ небольшой и мебелью мы не занимались, но за то навезли книгъ. Книги были большею частію извѣстныхъ тогда писателей: Дюкре дю-Мениля, Радклифъ, Коцебу; помню также, что были Жиль-блазъ, путешествіе капитана Кука и много другихъ. Зачас-
