и мятели. Днемъ давали артиллеріи отдыхъ только часа на полтора или на два. Въ это время нужно было доставать фуражъ: голодныя лошади не повезли бы по такой тяжелой и ухабистой дорогѣ; питаясь гнилою соломою съ крышъ и обгрызывая хвосты одна у другой, какъ пишутъ историки, онѣ не далеко бы ушли; нужно было отпречь и разставить ихъ, подмазать колеса въ артиллеріи и обозахъ, при чемъ приходилось иногда съ трудомъ вытаскивать застывшія чеки у осей. Приходилось расчищать водопои въ рѣкахъ, а иногда поить лошадей изъ колодцевъ. Пищу варили большею частію на открытомъ воздухѣ. Наконецъ нужно было запрягать лошадей и укладываться. Вставали рано, останавливались поздно. Если принять во вниманіе все предъидущее, то мало оставалось времени солдатамъ грѣться по избамъ: большую часть времени оставались на морозѣ. Упомянутыя работы производились въ потертыхъ и выношенныхъ шинеляхъ и мундирахъ, въ киверахъ, въ обыкновенныхъ солдатскихъ сапогахъ, въ плохихъ рукавичкахъ. Да было довольно и такого дѣла, которое нужно было дѣлать голыми руками, напримѣръ: мазать колеса, распрягать и запрягать лошадей и прочее. Не смотря на то, замерзшихъ у насъ не было; было нѣсколько человѣкъ, больше молодыхъ, съ примороженными носами и пальцами на рукахъ и ногахъ, но очень мало. Съ нашими солдатами случалось почти тоже самое, что и въ мирное время въ зимніе походы, при всѣхъ выгодахъ. Штабсъ-капитанъ имѣлъ волчью шубу, у меня былъ тулупчикъ, но походомъ я такъ истаскалъ его, что были только остатки. Прочіе офицеры были въ мундирахъ, потертыхъ легкихъ шинеляхъ, но, накидывая сверху плащи изъ крестьянскаго сукна, они достаточно согрѣвались. Во всей ротѣ было, можетъ быть, съ полдюжины тулупчиковъ на солдатахъ. Знали, что купить ихъ было и не гдѣ и не на что, но мы не доискивались, откуда ихъ доставали.
