На другой день стрелок Марунич объявил о своем намерений итти на охоту. Заявление это было встречено дружным смехом. Ему было поручено заведывание хозяйством, и эту должность он исполнял все время, пока мы плыли вдоль берега моря на лодках и пока стояли в фанзе Кивета на реке Самарги. Весь день он был занят хлопотами по хозяйству: утром он кашеварил, в полдень варил обед, вечером готовил ужин, потом опять варил чай. В то время как другие могли ходить на охоту, Марунич был привязан к кухне.
Но сегодня он объявил, что ему надоело сидеть без мяса и потому он забирает всех собак и идет на охоту. Мы сначала приняли это за шутку, но потом убедились, что он, действительно, решил уйти на целый день.
Марунич уговорил остаться за себя Глеголу, а сам начал собираться: надел полушубок, валенки, большую косматую папаху и рукавицы. Затем он собрал всех ездовых собак на один длинный ремень и с ружьем в руках отправился в лес. Собаки бежали вразброд, путаясь между деревьями, и мешали ему итти. Сопровождаемый остротами и ироническими советами он скоро скрылся в лесу.
Ночью выпал мелкий снежок и тонким слоем покрыл землю. К утру небо немного очистилось и кое-где образовались просветы. Солнечные лучи, прорвавшись сквозь облака, озарили мягкие очертания отдаленных гор, побелевших от снегов, и лес около фанзы Кивета.
Придя домой, я сел за работу: надо было записи путевого дневника сличить с вычерченным маршрутом и произвести барометрическую нивелировку; кое-кто из стрелков остался снаружи. Прошло с полчаса.
Вдруг в фанзу как сумасшедший вбежал Рожков. Схва-