отъ остальной сѣрой массы пассажировъ. Вдругъ мое сознаніе пронизываетъ мысль: „агенты Чеки“.
„Ну и чортъ съ ними. Пусть себѣ смотрятъ“,—рѣшаю я и углубляюсь въ газету.
На платформѣ вокзала бывшей финляндской желѣзной дороги, я простился съ голландцемъ, и къ своему большому удовольствію увидѣлъ шедшаго мнѣ навстрѣчу нашего генеральнаго консула въ Петербургѣ, магистра X.
Мимо сновали небрежно и бѣдно одѣтые люди и всюду преобладала молодежь. Какая разница съ прежней петербургской толпой!
Ни одного интеллигентнаго лица. У всѣхъ сумрачный, сосредоточенный взглядъ, и у всѣхъ на лицахъ: „озабоченность“.
Мы ѣдемъ въ автомобилѣ по знакомымъ петербургскимъ улицамъ, которыхъ я не видалъ болѣе семи лѣтъ. Петербургъ производитъ какое то обвѣтшалое, полинявшее впечатлѣніе. Полинявшіе сѣрые люди, дома съ пятнами наспѣхъ и кое-какъ набросанной свѣжей штукатурки, выбоины и ухабы мостовой, на которыхъ нашъ автомобиль немилосердно подскакиваетъ. Всюду обиліе простонародной молодежи, На набережной Невы стоятъ дворцы и особняки съ облупившейся краской. На нѣкоторыхъ красуются надписи и вывѣски, вродѣ: „домъ отдыха рабочихъ“ или „музей труда“ и т. д. Доминируетъ впечатлѣніе запущенности и точно все сдѣлано на спѣхъ, временно.
На Екатерингофскомъ проспектѣ № 19, у дома, принадлежащаго финляндскому правительству, нашъ автомобиль остановился. Въ этомъ домѣ живутъ генеральный консулъ и служащіе генеральнаго консульства. Свободныя комнаты сдаются пріѣзжающимъ въ Петербургъ по различнымъ торговымъ дѣламъ финляндцамъ.
Мнѣ отвели комнату въ одномъ изъ флигелей дома, выходящемъ окнами во дворъ.
Жизнь въ нашемъ домѣ шла размѣреннымъ регулярнымъ темпомъ. Съ утра всѣ служащіе консульства уѣзжали на занятія. Консульство помѣщалось тоже въ
