ставляя требованія немедленно отмѣнить вынесенный приговоръ или замѣнить его болѣе легкимъ наказаніемъ. Что можетъ быть наивнѣе и глупѣе такихъ требованій?
Приговоръ выносится Центральной Коллегіей Чеки въ Москвѣ, выносящей ежедневно сотни приговоровъ, по рапортамъ мѣстныхъ провинціальныхъ отдѣленій Чеки, со всѣхъ концовъ Совѣтской Россіи. Слѣдовательно, пока приговоръ будетъ разсмотрѣнъ въ центральной коллегіи Чеки то пройдутъ мѣсяцы, и „голодающій“ успѣетъ умереть задолго до того какъ его требованія попадутъ на разсмотрѣніе коллегіи Чеки. Поэтому почти всякая голодовка кончается тѣмъ, что на 5-я—6-я сутки, „голодающій“ сдается на обѣщанія „прокурора“ — „сдѣлать все отъ него зависящее“ и… прекращаетъ голодовку. Очень часто, вмѣсто прокурора Чеки, фигурируетъ „подъ видомъ прокурора“, кто либо изъ тюремной администраціи. Стоитъ ли безпокоить прокурора изъ такихъ пустяковъ, что тому или иному гражданину кажется несправедливымъ высылка на 5 лѣтъ въ Сибирь или заключеніе на 10 лѣтъ въ Соловецкомъ лагерѣ, за переписку съ теткой эмигранткой, живущей въ Лондонѣ, или за знакомство съ какимъ нибудь секретаремъ какого-нибудь консульства!
Будучи отъ природы человѣкомъ наблюдательнымъ, я не потерялъ даромъ шестимѣсячнаго пребыванія въ тюрьмѣ Чеки, и мнѣ поэтому было болѣе или менѣе ясно, какъ мнѣ слѣдуетъ поступить.
На слѣдующеее утро, послѣ полученія приговора, я подалъ заявленіе о голодовкѣ. Мотивы и требованія были нижеслѣдующіе:
1) Приговоръ незаконенъ, такъ какъ противъ меня нѣтъ ни одной улики, устанавливающей мою виновность въ инкриминируемомъ мнѣ шпіонажѣ, въ организаціи контръ-революціонныхъ бандъ, и въ военной контрабандѣ. Все мое „дѣло“ должно разбираться въ гласномъ судѣ.
2) Я боленъ и требую медицинскаго освидѣтельствованія. Отправка на Соловки при моемъ состояніи здоровья грозитъ мнѣ смертью. Требую пріостановить исполненіе приговора, впредь до пересмотра моего „дѣла“ въ судѣ.
