приходится сталкиваться съ преступниками и въ особенности со шпаной, всегда происходитъ масса недоразумѣній и непріятностей. Преступники всячески эксплоатируютъ “господъ“ или, по тюремной кличкѣ, „фраеровъ“, и надъ нѣкоторыми позволяютъ себѣ издѣваться. Поэтому, вполнѣ естественно, что я съ нѣкоторымъ безпокойствомъ осматривалъ моихъ новыхъ товарищей, стараясь тщетно по ихъ внѣшности опредѣлить, къ какому классу общества они принадлежатъ.
Пока я былъ очень слабъ и все время лежалъ, собственныхъ вещей при себѣ никакихъ имѣлъ и, поэтому, особенно не о чемъ было безпокоиться. Въ той комнатѣ, въ которой меня положили, насъ было четверо. Двое еще спали, но третій уже сидѣлъ на кровати, свѣсивъ босые ноги, и съ нескрываемымъ любопытствомъ меня осматривалъ. Это былъ очень широкоплечій и поразительно крѣпко сложенный человѣкъ, съ круглымъ, какъ луна лицомъ, поросшимъ рыжей, давно небритой щетиной. Изъ подъ туркменской, расшитой цвѣтнымъ шелкомъ шапочки, выбивались огненно рыжіе волосы. Замѣтивъ, что „сестра“ принесла мнѣ два сухаря и кружку съ теплымъ молокомъ, рыжій человѣкъ иронически прищурился, и, кивнувъ головой на сухари, сказалъ совершенно не подходящимъ для его внушительной фигуры тоненькимъ голоскомъ: „Ага! Гм… гм… голодающій! Удивительно, какъ тюрьма видоизмѣняетъ людей. Вы, пожалуйста, не обижайтесь, но я принялъ васъ сначала за стараго профессіональнаго преступника. Забавно, не правда ли?“ Я не обидѣлся, но было все таки интересно, почему онъ меня сначала принялъ за уголовника, и почему вдругъ потомъ рѣшилъ, что я „голодающій“ и не преступникъ. Атлетъ не замедлилъ отвѣтить мнѣ на мой вопросъ.
„Во-первыхъ, позвольте представиться: инженеръ-технологъ Клейнъ. Дѣло въ томъ, что у васъ на лѣвой рукѣ татуировка, какъ у всѣхъ профессіональныхъ преступниковъ, ну и къ тому же сюда — къ Гаазу рѣдко посылаютъ нашего брата буржуя. Я потомъ уже разсмотрѣлъ, что ваша тутуировка сдѣлана, повидимому, въ Японіи. Ну, а когда вамъ принесли сухари, да по вашимъ пальцамъ — я сразу увидѣлъ, что ошибся.
