профессоръ принимался съ горькимъ вздохомъ за реставрацію церквей и украшеніе лагерной жизни… на бумагѣ своего альбома. Эти рисунки предназначались для какого то совѣтскаго изданія, долженствовавшаго изобразить въ картинахъ и описаніяхъ—райское житье заключенныхъ въ тюрьмахъ Союзной Совѣтской Соціалистической Республики.
Былъ на Соловкахъ и „придворный фотографъ“. Но этотъ былъ чекистъ и однажды я сдѣлался свидѣтелемъ такой сцены.
Меня отправили въ госпиталь съ пакетами. Госпиталь помѣщался въ двухъ-этажномъ зданіи недалеко отъ выхода изъ Кремля. Раньше зданіе было занято монастырской больницей и было въ образцовомъ состояніи. Отъ прежняго остались жалкія воспоминанія и то лишь благодаря поистинѣ самоотверженной работѣ обслуживающихъ госпиталь заключенныхъ врачей и сестеръ. Я терпѣть не могъ ходить въ это учрежденіе, такъ какъ больные лежали даже въ корридорахъ, прямо на полу, и распространяли невыносимое зловоніе. Подходя къ госпиталю, я съ удивленіемъ замѣтилъ, что въ чахломъ садикѣ, разбитомъ на площадкѣ передъ госпиталемъ, были разставлены столики, аккуратно накрытые бѣлыми салфетками. На столикахъ были разставлены чашки, бутылки и за ними возсѣдали однообразно и хорошо одѣтые „больные“. Былъ собачій холодъ и сидѣвшіе за столиками должны были сильно мерзнуть въ своихъ легкихъ костюмахъ. Но здоровымъ людямъ холодъ не страшенъ. Дѣло въ томъ, что среди сидѣвшихъ и позировавшихъ больныхъ не было, въ дѣйствительности, ни одного больного. Все это были наряженные для фотографической съемки статисты, набранные изъ чекистовъ. Должно быть моя весьма непредставительная фигура въ помятой шляпѣ, короткомъ полушубкѣ и фетровыхъ сапогахъ портила идиллическую прелесть картины „весенняго“ (или „лѣтняго?“) отдыха счастливыхъ больныхъ. Мнѣ два раза крикнулъ кто-то изъ “режиссеровъ“: „Эй, ты, тамъ, съ бородой! Ступай къ черту! Пошелъ вонъ!“
Прошу извиненія у читателя за невольное отклоненіе отъ нити разсказа и возвращаюсь къ прерванному описанію нашей жизни въ кельяхъ 10-й роты.
