„Какъ вамъ угодно.“
„Могу ли я сообщить въ Финляндское консульство обо всемъ со мной происшедшимъ? Вы не имѣете права лишать меня свободы. Это неслыханный произволъ.“
— „Написать въ консульство вы можете, открытку. Но напрасно. Если консульство насъ запроситъ, то мы сообщимъ, что вы обвиняетесь въ уголовномъ дѣлѣ военной контрабанды и, пока дѣло не будетъ разслѣдовано, мы не выпустимъ васъ.
— Дайте мнѣ очную ставку съ Копоненомъ, и я докажу вамъ всю необоснованность обвиненія.
— Предоставьте намъ думать и дѣйствовать по собственному усмотрѣнію. А теперь можете идти къ себѣ въ камеру.
— Это не камера, а пытка. Вы не имѣете права пытать меня холодомъ и голодомъ.
— Развѣ васъ не кормятъ? А отопленія теперь вообще не полагается, такъ какъ дѣло уже къ лѣту идетъ. Впрочемъ, какъ только вы поможете намъ выяснить все дѣло, то мы васъ переведемъ на облегченный режимъ, а тамъ и совсѣмъ отпустимъ до суда. —
Явившійся на звонокъ дежурный выводной надзиратель отвелъ меня обратно въ мою камеру.
На слѣдующій день я попросилъ дать мнѣ бланкъ открытаго письма, карандашъ и написалъ въ консульство нѣсколько словъ, увѣдомляя о моемъ мѣстѣ нахожденія и прося прислать мнѣ пищу, теплое платье, бѣлье и одѣяло.
Какъ я уже потомъ узналъ, ни одна изъ посылавшихся мною открытокъ не была отправлена по назначенію, и всѣ онѣ оказались пришитыми „къ дѣлу.“
Въ этотъ же день, вскорѣ послѣ обѣда, я замѣтилъ, что на окно упала какая-то тѣнь. Всмотрѣвшись, я замѣтилъ, что вплотную къ окну приставлена доска и постепенно весь четыреугольникъ окна закрывался вертикально поставленными досками. Камера погрузилась въ полную темноту и свѣтъ еле-еле проходилъ только у лѣваго края окна, гдѣ неплотно прилегала доска. Этотъ полусвѣтъ едва лишь освѣ-
