и что теперь ужъ объ ихъ судьбѣ никто не узнаетъ. Но какими-то путями письма успѣвали проникать даже сквозь толстыя стѣны равелина; мало того, — эти письма публиковались въ революціонной прессѣ. Такимъ образомъ, обнаружились тайны одного изъ самыхъ секретныхъ уголковъ крѣпости. Еще позднѣе нѣкоторые изъ заключенныхъ въ вышеуказанныхъ казематахъ увидѣли, въ концѣ концовъ, свѣтъ божій. Весьма вѣроятно, что сначала правительство думало держать ихъ замурованными въ равелинѣ въ теченіе двѣнадцати-двадцати лѣтъ, т.-е. весь срокъ каторги, на который они были осуждены, а, можетъ быть, и въ теченіе всей ихъ жизни. Но, опять-таки, въ страшный равелинъ попадала такая масса народа и узники умирали или сходили съ ума въ немъ съ такою быстротою, что пришлось оставить первоначальный планъ, и когда многіе изъ заключенныхъ были уже на краю могилы, — выслать ихъ въ Сибирь.
Но все же въ крѣпости имѣлись „oubliettes“, откуда не проникала никакая вѣсть, можетъ быть, съ того времени, какъ онѣ были построены. Я имѣю въ виду, конечно, Алексѣевскій равелинъ, эту государственную тюрьму par excellence, нѣмую свидѣтельницу столькихъ преступленій русскаго правительства. Всякій въ Петербургѣ знакомъ съ ея страшнымъ именемъ. Правительство считало этотъ равелинъ самымъ надежнымъ мѣстомъ и въ немъ содержалось всего два человѣка. Но, какъ читатели видѣли, лишь только въ равелинѣ оказалось вмѣсто двухъ — четыре заключенныхъ, нѣмой равелинъ началъ выдавать свои тайны. Караульные солдаты попали подъ судъ. Но кто поручится, что новые солдаты, назначенные на мѣсто прежнихъ, не будутъ передавать писемъ изъ равелина?
Вслѣдъ затѣмъ правительство… возстановило тюрьму въ Шлиссельбургѣ[1].
- ↑ Писано въ 1882 году.
и что теперь уж об их судьбе никто не узнает. Но какими-то путями письма успевали проникать даже сквозь толстые стены равелина; мало того, — эти письма публиковались в революционной прессе. Таким образом, обнаружились тайны одного из самых секретных уголков крепости. Еще позднее некоторые из заключенных в вышеуказанных казематах увидели, в конце концов, свет божий. Весьма вероятно, что сначала правительство думало держать их замурованными в равелине в течение двенадцати-двадцати лет, т. е. весь срок каторги, на который они были осуждены, а, может быть, и в течение всей их жизни. Но, опять-таки, в страшный равелин попадала такая масса народа и узники умирали или сходили с ума в нём с такою быстротою, что пришлось оставить первоначальный план, и когда многие из заключенных были уже на краю могилы, — выслать их в Сибирь.
Но всё же в крепости имелись «oubliettes», откуда не проникала никакая весть, может быть, с того времени, как они были построены. Я имею в виду, конечно, Алексеевский равелин, эту государственную тюрьму par excellence, немую свидетельницу стольких преступлений русского правительства. Всякий в Петербурге знаком с её страшным именем. Правительство считало этот равелин самым надежным местом и в нём содержалось всего два человека. Но, как читатели видели, лишь только в равелине оказалось вместо двух — четыре заключенных, немой равелин начал выдавать свои тайны. Караульные солдаты попали под суд. Но кто поручится, что новые солдаты, назначенные на место прежних, не будут передавать писем из равелина?
Вслед затем правительство… восстановило тюрьму в Шлиссельбурге[1].
- ↑ Писано в 1882 году.
