Старина о Васильѣ и Снафидѣ распространена, главнымъ образомъ, въ Поморьѣ и Пинегѣ. Печатаемый варіантъ носитъ слѣды ученія старообрядцевъ поморскаго небрачнаго согласія. Поется „на голосъ“.
Въ вольнемъ было, въ вольнемъ городѣ
У пречистаго Спаса да у Крешшенья,
А и жило у Спаса сорокъ царскихъ дочерей.
А ихъ сорокъ дѣвокъ да вси родны сестры;
У ихъ старша сеструха да было Снафида звать.
А и вси она службы ладно справливала,
А чесы, каноны управливала.
А попила, кадила не сбивалосе.
А и придетъ, заведется у Снафиды милъ сердесьней другъ
Васильюшко да свѣтъ Чурильевичъ
У Чурильи, у большухи[1] одинакой сынъ.
А и станетъ Василей на правомъ крылѣ[2],
А Снафида станетъ на лѣвомъ, на крылѣ.
А и надо бы смотряти на Пречистой ликъ,
А Снафида-свѣтъ на Василья гледитъ.
А надо бы смотрѣти на Спасовъ ликъ,
А Василей свѣтъ на Снафиду гледитъ.
А надо бы пѣть: — Господи помилуй насъ! —
А Снафида поетъ: „Васинька, сердесьней другъ,
Ковда я тебя не вижу, дакъ и быть не могу“.
Они тутъ со Васильемъ сомигалисе.
Они тутъ со Васильемъ повѣнчалисе.
Какъ узнатъ Чурилья да игуменья —
— А сревитъ Чурилья не своимъ голосомъ
„Вы гой еси, Снафидины сестренницы!
Вы подите-ко да во темны лѣса,
Наживите у змѣишша ересна зелья
У той змѣи у подколодные!“
Они сымаютъ змѣю да ей въ рошшепъ кладутъ
А берутъ у ей да ересно зелье.
Какъ въ тѣ поры Чурилья да игуменья
Пива она солоды заваривала,
Ересного зелья намѣшивала
Да иша она приговаривала:
„Да не тотъ грѣхъ што иша слюблелисе
А во теплые ложни соходилисе.
Да тотъ грѣхъ што на грѣхъ благословилисе
Иша надъ вѣрой наругалисе“.
А беретъ она покалы-те хрустальніе;
Наливаютъ въ покалы ересна зелья.
Поднесетъ Василью изъ правой руки:
— „А ты пей свѣтъ Васильюшко — совѣтъ да любовь[3]!
Сама я пивушко заваривала
Иша я пива-ти засолаживала“.
Какъ выпьетъ Василей за единой духъ.
У его бѣли ручки опустилисе;
У него буйна головушка подклониласе;
У его рѣзвы ноженьки подкосилисе.
Поднесетъ Чурилья Снафиды изъ правой руки:
„А ты пей свѣтъ Снафидушка — совѣтъ да любовь!
— Сама я пивушка заваривала
Иша я пива-ти засолаживала“.
Какъ выпьетъ Снафида за единой духъ
— У ей бѣлы ручушки опустилисе;
У ей буйня головушка подклониласе;
У ей рѣзвы ноженки подкосилисе.
..............
А понесутъ Василья на крутыхъ плечахъ,
А Снафиду понесутъ на бѣлыхъ рукахъ.
А ихъ ложатъ, хоронять на высокъ угоръ,
На ту на высоку на вараку[4].
Засыпаютъ песками рудожелтыма,
Накрываютъ накровами тесовыма.
А и вырастетъ на Васильѣ кипарисъ-древо,
А на Снафидѣ вырастетъ аблоня кудрявая.
Они корни во корняхъ сорасталисе,
А верхи во листахъ да совивалисе.
А были люди да миновалисе,
А ихъ звали, величали — забывалосе…
Про Василья да про Снафиду быва складена.
— А мы Василью да Снафиды и память творимъ.
- ↑ Большуха — настоятельница старообрядческаго скита въ Поморьѣ.
- ↑ Клиросъ.
- ↑ Совѣтъ да любовь — поздравляютъ новобрачныхъ.
- ↑ Варака — мысъ, утесъ, наволокъ. Слово поморское.
Старина о Василье и Снафиде распространена, главным образом, в Поморье и Пинеге. Печатаемый вариант носит следы учения старообрядцев поморского небрачного согласия. Поётся „на голос“.
В вольнем было, в вольнем городе
У пречистого Спаса да у Крешшенья,
А и жило у Спаса сорок царских дочерей.
А их сорок девок да вси родны сёстры;
У их старша сеструха да было Снафида звать.
А и вси она службы ладно справливала,
А чесы, каноны управливала.
А попила, кадила не сбивалосе.
А и придёт, заведётся у Снафиды мил сердесьней друг
Васильюшко да свет Чурильевич
У Чурильи, у большухи[1] одинакой сын.
А и станет Василей на правом крыле[2],
А Снафида станет на левом, на крыле.
А и надо бы смотряти на Пречистой лик,
А Снафида-свет на Василья гледит.
А надо бы смотрети на Спасов лик,
А Василей свет на Снафиду гледит.
А надо бы петь: — Господи, помилуй нас! —
А Снафида поет: „Васинька, сердесьней друг,
Ковда я тебя не вижу, дак и быть не могу“.
Они тут со Васильем сомигалисе.
Они тут со Васильем повенчалисе.
Как узнат Чурилья да игуменья —
— А сревит Чурилья не своим голосом
„Вы гой еси, Снафидины сестренницы!
Вы подите-ко да во темны леса,
Наживите у змеишша ересна зелья
У той змеи у подколодные!“
Они сымают змею да ей в рошшеп кладут
А берут у ей да ересно зелье.
Как в те поры Чурилья да игуменья
Пива она солоды заваривала,
Ересного зелья намешивала
Да иша она приговаривала:
„Да не тот грех што иша слюблелисе
А во тёплые ложни соходилисе.
Да тот грех што на грех благословилисе
Иша над верой наругалисе“.
А берёт она покалы-те хрустальние;
Наливают в покалы ересна зелья.
Поднесёт Василью из правой руки:
— „А ты пей, свет Васильюшко — совет да любовь[3]!
Сама я пивушко заваривала
Иша я пива-ти засолаживала“.
Как выпьет Василей за единой дух.
У его бели ручки опустилисе;
У него буйна головушка подклониласе;
У его резвы ноженьки подкосилисе.
Поднесёт Чурилья Снафиды из правой руки:
„А ты пей, свет Снафидушка — совет да любовь!
— Сама я пивушка заваривала
Иша я пива-ти засолаживала“.
Как выпьет Снафида за единой дух
— У ей белы ручушки опустилисе;
У ей буйня головушка подклониласе;
У ей резвы ноженки подкосилисе.
...............
А понесут Василья на крутых плечах,
А Снафиду понесут на белых руках.
А их ложат, хоронять на высок угор,
На ту на высоку на вараку[4].
Засыпают песками рудожелтыма,
Накрывают накровами тесовыма.
А и вырастет на Василье кипарис-древо,
А на Снафиде вырастет аблоня кудрявая.
Они корни во корнях сорасталисе,
А верхи во листах да совивалисе.
А были люди да миновалисе,
А их звали, величали — забывалосе…
Про Василья да про Снафиду быва складена.
— А мы Василью да Снафиды и память творим.
